Евгений Пинаев - Арлекин

Большинство здоровяков плохо переносят голод. Арлекин не был исключением. Его глаза бессчетный раз обшарили каптерку, да что толку? Было четыре банки. Четыре. Только четыре - ни больше ни меньше. Четыре. Все. Съедены все четыре. Съедены, опрастаны, выскоблены, вылизаны до блеска. Полторы жестянки сожрал "оберет", одну Арлекин споловинил совместно с Сэром Тоби, а уж оставшееся прибрал сам. До крошки. Ничего не приберег, не оставил хотя бы на один из черных дней из череды многих...

На девятые сутки голодные спазмы как бы поутихли: становится легче, потом будет совсем хорошо, и тогда можно помирать. Но и сейчас? Время от времени будто свайкой ковыряют в кишках!.. В этой кладовке только железо и мыло. А что в бидонах? Краска? Наверняка. Закрыты плотно. Наверняка сверху отстоялась олифа, отстоялась и подсохла желтой прозрачной корочкой. Наверняка или нет? Может, олифу с мылом? Можно? Наверняка можно или наверняка нельзя? Э, чего гадать! Поноса бояться, когда помирать в пору? А если желудку и мыло - впрок?

В бидонах оказался технический жир.

Желудок, оказывается, можно перехитрить. Противно, но съедобно. Лучше мыла-то! Во всяком случае, хватило ума не наброситься, а понемногу глотать грязно-желтые катыши.

Да, желудок можно перехитрить, но как перехитрить океан? Обломыш все глубже оседал, а всплывал тяжелее. Неужели придется начать заплыв на лодке? С какими силами, на каком пайке? Если бы знать свое место, маломальские координаты... Где он? Погода была штилевая. Сносило в основном течением. Каким? Он вспомнил последнюю точку. Обсервация - по звездам, высоты брал лично, а себе как не доверять? Прикинул количество миль, пройденное танкером с момента вступления в зигзаг, и уже это место попытался идентифицировать с картосхемой лоции, изображавшей гидрологическую обстановку Северной Атлантики. Память выдала контуры берегов нужного района от кромки льдов на севере до берегов Исландии на юге и норвежских фиордов на востоке, довольно уверенно подсказала и место гибели "Заозерска", но черные стрелки господствующих течений разбегались, подобно стае мальков, так как схемы путались в голове, а ему нужна только одна, соответствующая этому времени года.

"Что ж, проверим обстановку на палубе", - решил Арлекин и, впервые за многие дни, вскарабкался наверх.

В плоских лужицах покачивались ржавые лохмотья. Вода отдавала железом, руки - гарью, а во рту, казалось, навечно застрял тухлый запах прогорклого сала. Будто день за днем жевал тряпку, пропитанную тавотом: бр-ррр-р!.. Мерзость! А ведь эту гадость придется лопать еще и еще. Правда, теперь уже недолго, пожалуй. Раньше, во всяком случае, чем опустеет хотя бы одна баклага. А там и - концы в воду. "Так ведь не утону, наверно, и буду плавать, как шмат парафина... А может, избавиться разом?" - шепнул подленький голос, а рука полезла в кобуру.

Ветер усилился, начал стегать соленым бусом, щипать на лице молодую кожицу; щетина, резво попершая в последние дни, вызывала нестерпимый зуд. "Кактус" раскачивался, и в его лепестках заунывно постанывала то ли осенняя тоска, то ли сама мировая скорбь...

...Арлекин вынул пистолет, глянул в зрачок закошенного ствола и медленно оттянул затыльник. Затвор чавкнул и дослал в патронник быструю смерть. Стоит нажать собачку, всего-то пошевелить грязным пальцем и... добавится в луже кровавой ржавчины. Ствол медленно поднялся, поймал на мушку головку клинкета, щелчок выстрела и звон гильзы отрезвили: "Хреново шутится натощак - можно и дошутиться!.."

В голове, что ли, помутилось? Щелкнул предохранителем, быстро убрал "вальтер" в кобуру и прикрыл полой. Некрасиво, товарищ бывший капитан!.. Почему бывший? Жив - значит, настоящий. Никто тебя не разжаловал, и ты должен жить, даже если после этих колобков примешься за мыло. Невтерпеж? Ну-ну, хоть теперь держись, иначе вторично продашь своих моряков и... Красотулю. Забыл о жене? То-то! Вот и думай. Попытайся отвлечься, закрой глаза и думай о чем-то постороннем. Если можешь - о спокойном и приятном. Или пой, хотя бы вот это, сложенное людьми о тебе:

На море - ветер, черный час, а в том окне огонь не гас,

Пока буксир качают злые волны!..

Хотя и звался Арлекин, но дружбу и любовь дарил,

И были дни его полны, и ночи полны...

- Вот ведь что пели люди, а ты хотел... - Голова кружилась. Он думал о Красотуле и улыбался, будто вновь уносился в танце, уносился с ней в такое счастье, которому, казалось, не будет края, потому что оно только-только родилось у их моря.