Алексей Шеметов - Вальдшнепы над тюрьмой (Повесть о Николае Федосееве)

Они редко бывали наедине и встреч никогда не назначали. Нет, один раз он попросил её прийти вечером к гостинице на Проломную. И как радостно ждал желанной минуты! Была уже осень, хозяйка хорошо протопила его комнату, он сидел за столом, читал Спенсера и поглядывал на стенные часы и в окно, за которым медленно и косо летели снежные хлопья.

В комнате становилось сумеречно, он зажёг лампу и продолжал читать. До встречи оставалось без малого полтора часа. На дорогу до гостиницы ему надо было минут двадцать. Значит, сидеть он должен был ещё час, не меньше. Спенсер, всегда податливый, сегодня упрямо сопротивлялся, и преодолевать его приходилось с большим усилием.

Послышался стук в дверь. Николай досадливо поморщился. Вспомнил жену «клубиста», которая когда-то не давала ему покоя. Но теперешняя хозяйка была не такая, в разговоры не втягивала, знакомств не навязывала.

— Коля, вы заняты?

— Войдите, Александра Семёновна.

Хозяйка открыла дверь, но не вошла.

— К вам какой-то молодой человек. Кажись, студент. Впустить?

— Пожалуйста, пусть войдёт. — Николай осмотрел стол, убрал «Исторические письма» Миртова и гектографированную брошюру Каутского. На всякий случай спрятал и том Милля. И встал.

Вошёл студент Мотовилов, которого не хотелось бы сегодня видеть.

— Не помешал? — сказал он. — Наверно, занимались?

— Ничего, ничего.

— Позволите раздеться?

— Да, да, раздевайтесь.

Мотовилов встряхнул мокрую, со снегом на полях, шляпу, огляделся и бросил её на гнутый диванчик. Скинул с плеч клетчатый плед, тоже сильно промокший. Потом снял пальто и протянул Николаю руку.

— Не ожидали меня?

— Да, признаться, не ожидал.

— А я всё-таки пришёл.

— Садитесь. — Николай подставил ему стул, сам сел за стол и глянул на стенные часы.

— У вас нет времени?

— Ничего, минуту можно посидеть.

— Хорошо у вас тут. Тёплая комнатка, тишина, никого лишнего. Просто завидую. Ну как, говорили со своими товарищами обо мне?

— Говорил. Не соглашаются. Не хотят вождей.

— Ага, вон чего они боятся. А вы как думаете? Лично вы?

— Я?.. Думаю, свободный обмен мыслей и свободные споры могут быть только между равными. Кружок, в котором насилуется мысль, ничего хорошего не даст. Год назад мне пришлось выйти из такого кружка. Потом мы создали свой, и дело пошло веселее. К вам, Николай Александрович, мы обратились только затем, чтобы вы помогли составить каталог. Извините, если дали повод понять нас иначе. — Николай взглянул на часы, закрыл том Спенсера и стал застёгивать на все пуговицы свою новенькую гимназическую куртку. Он хотел показать, что готовится уходить. Но Мотовилов не замечал этого и смотрел на него, о чём-то задумавшись.

— Сколько вам лет? — спросил он.

Николай застенчиво улыбнулся.

— Семнадцатый.

— Удивительно, как взрослеет юношество. Видно, время такое. Заставляет думать, искать выхода. Разрешите? — Студент протянул руку к книге.

Николай подал ему Спенсера и пожал плечами. Вот так гость! От него но отделаешься. Читать собирается, что ли?

Мотовилов действительно принялся читать. Положил книгу на колени, нагнулся и скоро, кажется, совсем забыл, где он находится. Перелистывал страницу за страницей, звучно щёлкая. Николай поднялся и стал ходить из угла в угол, ужо по-настоящему нервничая. Но Мотовилов захлопнул книгу. Кинул её на стол, вскочил и потёр ладонь о ладонь.

— Чёрт, как здорово пишет! — сказал он и посмотрел на Николая с детски искренней радостью, и тому сразу стало хорошо с этим человеком. — Вам правится Спенсер?

— Да, он много даёт. Это Гомер эволюции.

— Ёмко сказано. «Гомер эволюции». Именно этим он и берёт — гомеровским повествованием. Поэзией, обстоятельностью. Когда он говорит о природе, я вижу, как она развивается, как проходит свой путь от первичной протоплазмы до самых сложнейших форм. Природу он знает здорово, шельма. Согласны?

— Да, от века не отстаёт. В естествознании силён.

— А в истории? Пожалуй, если подумать, можно принять и его историю. А?

— Принять? — Они оба сновали по комнате, но Николай вдруг остановился. — Принять его историю? Тогда зачем наши кружки? И ради чего шумит ваше студенчество? Чего вы вмешиваетесь? Прогресс проложит себе дорогу без вас. Надо отказаться от борьбы.

— Правильно! — Мотовилов схватил его за плечи и потряс. — Правильно мыслите, тёзка! Принять социальные выводы Спенсера — значит отказаться от переустройства, пускай развивается общество само по себе, пускай идёт в нём это, как его, непрерывное перераспределение частиц. Нет, шалишь. Мы не будем ждать.