Виктор Бакин - Владимир Высоцкий без мифов и легенд

Оксана: «А как он собирался на «Кинопанораму» — он же вол­новался, как ребенок... Выбирал рубашку, куртку — он так готовил­ся! И хотя телевидение наше он терпеть не мог, тем не менее, к за­писи готовился очень серьезно».

«Куртка», «рубашка» — это не главное. Главное — отобрать ре­пертуар, который пройдет «лит». Так как времени на подготовку текстов было мало, и представить их нужно было в машинописном виде, он пригласил в помощь Б.Акимова и О.Терентьева. Подобра­ли с запасом на выброс:

— Подберите что-нибудь еще на те же темы. Задвинем две — одну выкинут, другую я спою.

Съемка была завершена, когда вечерняя смена уже кончилась, а для того чтобы показать снятое Высоцкому, надо было видеоин­женерам задержаться далеко за полночь — и никто не ушел, все ос­тались, чтобы выполнить его просьбу, — его все очень любили... Он был удовлетворен записью: «Как я рад, что мы это сняли, и что это теперь останется на пленке».

Оксана: «Вернулся и с таким восторгом обо всем рассказывал: «Все побросали работу, сбежались в этот павильон!»

И хотя сказал: «Нет, меня никогда не покажут», но все равно радовался и, конечно, надеялся... Он думал, что наконец-то проис­ходит легализация его песен... Его признают! Ну, казалось бы, ему глубоко наплевать на это... А на самом деле это было не так».

Трезвое — «Нет, меня никогда не покажут» основывалось на раз­говоре с Марининой, который состоялся после окончания съемки:

— Потом она подходит и говорит: «Владимир Семенович, вы не могли бы организовать звонок к Михал Андреичу Суслову?» Я аж взвился: «Да идите вы!.. Стану я звонить! Вы же сказали, что все разрешено». — «Нет, но...»

Подозрения Высоцкого оправдались — тогда, в 80-м, сюжет в эфир не пустили и пленку приказали «смыть». Как часто бывало в то время, находились люди, бравшие на себя смелость и ответствен­ность за невыполнение подобных приказов. Пленка была сохранена, и телезрители в 1987 году увидели не сюжет кинопанорамы, а фильм под названием «Владимир Высоцкий. Монолог».

Что же не устраивало в той записи того, кто наложил на нее свое начальственное вето в 80-м году? Ответ прост — не устраи­вал сам Высоцкий, его индивидуальность, то, что он был самим собой. А как важно было для него самого это общение со своими слушателями, как хотел он, чтобы его услышали, поняли. И как верил, что говорит не в пустое пространство, а обращается к тем, чьим именем дорожит. Он прекрасно знал, что его песни знает вся страна, что популярность его беспредельна. Чего же ему недос­тавало? Права быть вместе со своими сочинениями, права быть цельным.

24 января на квартире Высоцкого собрались друзья — Абду­лов, Туманов, Янклович. Состоялся серьезный разговор. Все виде­ли, что состояние здоровья Владимира с каждым днем становится все хуже... Он буквально убивает себя. Высоцкий все доводы дру­зей отвергал, и свое состояние оправдывал только внешними об­стоятельствами. Абдулов не выдержал:

— Володя, смотреть на то, как ты умираешь, я не могу. И не буду. Поэтому я ухожу. Если понадобится — звони, я появлюсь и все сде­лаю. Но просто присутствовать при твоем умирании — не буду.

25 января Высоцкому исполнилось 42 года...

Торжества не было. Было грустно. Сидели вчетвером: Высоц­кий, Шехтман, Янклович и Оксана.

Оксана: «На день рождения я подарила Володе такую смешную «бабу» на чайник. Сама сшила... После Володиной смерти я видела ее на кухне Володарских...»

Э.Володарский: «Володька мне эту куклу притащил, говорит: «Возьми, а то Марина приедет, начнет расспрашивать — да она меня убьет!» Так кукла осталась у нас. А потом Марина забрала ее и увезла в Париж».

В этот же день Высоцкий принимает твердое решение лечить­ся. Он просит Федотова помочь ему.

А.Федотов: «В конце января мы с ним закрылись на неделю в квартире на Малой Грузинской. Я поставил капельницу — абсти­нентный синдром мы сняли. Но от алкоголя и наркотиков развива­ется физическая и психическая зависимость. Физическую мы смог­ли снять, а вот психическую... Надо было расслабиться, а Володя не мог. Тут еще надо учитывать и индивидуальную предрасположен­ность...»

Из воспоминаний Леонида Сульповара: «В конце января Воло­дя позвонил мне домой:

— Леня, помнишь наш разговор? Я сейчас буду пытаться с этим делом покончить. Я хотел бы, чтобы со мной кто-нибудь был. Ты не сможешь завтра прийти и побыть со мной сутки?

— Конечно, могу. Когда, в какое время?

— Приезжай завтра утром. Сегодня со мной побудет другой врач. У меня есть знакомый реаниматолог, он со мной посидит...