Виктор Бакин - Владимир Высоцкий без мифов и легенд

Пока в КГБ и ЦК думают, что делать с «этой занозой Высоц­ким», 21 февраля этого года он подает заявление в ОВИР: «Прошу разрешить выезд во Францию на два месяца, с 28 апреля. Намерен выехать 26 — 28 апреля 1974 г. через Брест. Прошу также разре­шить мне выезд из Франции в Италию и Англию совместно с женой, которая должна работать в этих странах во время моего пребыва­ния у нее в гостях». ...И пишет песни параллельно для трех фильмов: «Иван да Марья», «Одиножды один» и «Контрабанда».

Фильм «Иван да Марья» — сказочная комедия или музыкаль­ная сказка (сценарий А.Хмелика, постановка Б.Рыцарева). В нем ис­пользовались традиционные народные персонажи и сюжеты из не­скольких русских народных сказок.

Картина была насыщена песнями. Было несколько народных, но основной пласт написал Высоцкий. Понимая, что в чистом виде фольклор воспринимается трудно, особенно детьми, он написал 14 песен — и как бы народных, и в то же время адаптированных под современное восприятие. Это были веселые частушки, плачи, напе­вы. Целая вереница персонажей русских народных сказок оживает в этих песнях: и горемыка солдат, и верная любимому красавица, и лихой Соловей-разбойник, и совсем не страшная Баба-Яга, оборо­тень, неудачно «обернувшийся» дырявым плетнем, и скучающее в одиночестве привидение Тимоша...

Авторам фильма нравилось все, но им показались его песни слишком злободневными, а для фильма нужны были песни сказоч­ные, абстрактные. Они понимали, что основой фильма становилась не сказка, а песни Высоцкого. А.Хмелик с обидой сказал: «Ты, Во­лодя, тянешь одеяло на себя. Из сказки хочешь сделать мюзикл...» Не все песни вошли в фильм, а те, что вошли, были сокращены. Не­сколько песен этого цикла использует Г.Юнгвальд-Хилькевич в сво­ей картине «Туфли с золотыми пряжками» (1976), а «Песню Марьи» Влади запишет на пластинку.

Высоцкому предложили сниматься в роли Соловья-разбойника, но он отказался, мотивируя тем, что, вопреки указаниям минист­ра культуры Е.Фурцевой, будет играть роли только «положительных героев». Роль отдали ленинградскому актеру Николаю Лаврову.

Помимо песен для этого фильма, Высоцкий написал целый цикл песен-сказок. Здесь высветилось глубокое знание им русско­го фольклора, юмора и напевности. Все возможности разговорной речи он блестяще использовал в своих сказочных песнях.

Второй фильм этого периода — «Одиножды один» — снимал на «Ленфильме» друг Высоцкого Г.Полока. После неудач с фильма­ми «Интервенция» и «Один из нас» Полоку вообще отстранили от съемок. И тогда в его жизни появился сценарист Виктор Мережко. Он написал бытовую пьесу про полотера, оставшегося к концу жиз­ни одиноким. С этой пьесой сценарист пришел к опальному режис­серу. С помощью И.Хейфица В.Мережко добился для Полоки воз­можности работать.

«"Одиножды один" для меня, казалось бы, совершенно не ха­рактерный материал, — вспоминает Полока. — Но меня заинтересо­вала фигура главного героя, мне хотелось сделать версию русского Дон Жуана. Ведь есть Дон Жуан французский, английский, немец­кий, испанский — это вообще фигура блуждающая. А вот русского Дон Жуана еще не было. Мой Ваня Каретников — стареющий поло­тер — и стал таким персонажем. Русские ведь любые поступки со­вершают с высоких моральных позиций. Возомнив себя художни­ком, он решил для себя, что «искусство должно принадлежать наро­ду». Мол, я бы готов жить с одной женщиной, но просто вынужден менять своих партнерш — не пропадать же таланту?»

Фильм снимался под неусыпным надзором руководства. Рабо­тать было сложно, потому что контролировался каждый шаг. Очень тщательно отбирались актеры. На главную роль пробовались Юрий Никулин, Евгений Леонов. А потом второй режиссер предложил кандидатуру Анатолия Папанова. И хотя на соблазнителя он вро­де как не тянул, но актер был настолько гениальным, что съемоч­ная группа решила рискнуть... На роль мужа дочери героя, который продолжил судьбу Вани Каретникова, пробовался Высоцкий. Его не пропустили, а в этой роли снялся Николай Караченцов.

Для фильма Высоцкий написал восемь песен и частушек. Сре­ди них была и очень жизненная, будто списанная с чьей-то биогра­фии, — «Я полмира почти через злые бои...». Но критики посчитали и сценарий, и постановку, и песни в фильме опошлением советской действительности, нарушением этики и безнравственностью.

«Помню, как принес он в главную редакцию «Ленфильма» тек­сты песен на утверждение, — вспоминал Г.Полока. — Редакторы вы­ступали осторожно, но один из них, пользующийся репутацией зна­тока поэтической технологии, со снисходительным апломбом указав Высоцкому на несовершенство и корявость его стихов, дал несколь­ко конкретных рекомендаций, которые всем показались убедитель­ными. Тогда Высоцкий вынул из папки черновик и сказал: "Вот посмотрите и убедитесь. С того, что вы мне предлагаете, я начи­нал — и получились гладкие, хорошо отполированные, никого не за­девающие стишата. Корявость и жаргон возникли как результат, как моя собственная интонация, прорыв к моему слушателю... — и добавил: — По-другому я делать не буду!"»