— Добже, добже, — кивал солтыс.
— Пока готовится еда — запрячь в брички всех коней, какие есть в деревне, и выстроить брички на улице.
— Добже, — сказал солтыс без прежнего энтузиазма, с покорностью человека, потерявшего веру в справедливость.
— Переведите, что ни коней, ни бричек не возьмем, — сказал я Лекомцеву. — Повозочными поедут хозяева коней.
Лекомцев перевел, и солтыс малость ожил.
[253]
Он забегал по дворам, отдавая распоряжения, и вскоре первые подводы стали выезжать на улицу.
— Товарищ майор, — сказал мне Лекомцев, — надо предупредить бойцов, чтобы много не ели. После голода, знаете...
— Правильно. Немедленно предупредите!
Сам я со штабом и группой охраны пообедал в доме солтыса. Съели по тарелке супа и немного кулеша. Хозяйка предлагала творог и молоко, но мы отказались: доктор был прав — после длительной голодовки нельзя наедаться.
Стали расспрашивать солтыса, где имеются немецкие гарнизоны.
Мигая, он сообщил, что крупные немецкие комендатуры есть в Парчеве, Хелме и Владаве, а по деревням немцы не стоят. Только учредили кое-где постарунки. Полицейские участки, значит...
— И много тут постарунков?
— Не знаю точно, панове. Может, десять, может, больше...
— Сколько полицейских в каждом?
— Да где как... Где по десять, где по двадцать... Воспользовавшись паузой, солтыс кашлянул и неуверенно произнес:
— Товарищ командир... Я должен донести, что в деревне партизаны.
Я удивленно смотрел на него. Впервые встречал солтыса, признающегося, что донесет.
Солтыс, прижимая руки к груди, заговорил торопливо и сбивчиво, мешая русские и польские слова.
Лекомцев перевел его тарабарщину:
— Если немцы узнают, что в деревню заходили партизаны, а им, фашистам, об этом не сообщили — сожгут деревню. Солтыса повесят, а остальных мужчин расстреляют. Таков приказ...
Мы переглянулись, помолчали. Бойцы и командиры ждали моего решения. А что тут было решать? Я понимал: солтыс все равно донесет немцам, как только мы уедем. Отговаривать его идти в ближайший постарунок — бессмысленно, глупо. Он же об односельчанах думает, а не только о своей шкуре. Немцы миндальничать не станут. Уничтожат всю деревню без долгих раздумий...
— Хорошо, — сказал я. — Можете донести немцам, что в Сухаве находились партизаны. Но доносить пойдете
[254]
через час после нашего отъезда и лишнего болтать не станете. Сколько нас, чем вооружены — вы не знаете, не видели, забыли с перепугу... Понятно?
— Понятно, понятно! — обрадовался солтыс. — Ничего лишнего сказано не будет.
— Вот и хорошо. А у вас, стало быть, бывают партизаны?
Солтысу уже ничего не оставалось, как говорить правду:
— Появляются, панове... Потому и приказ... Наши, польские, партизаны ходят вокруг, а теперь, говорят, и Советская Армия рядом. Первые отряды уже появились...
Однако ничего определенного о партизанах он сказать не мог.
Дав товарищам отдохнуть еще часок-другой, я приказал строиться.
Люди рассаживались на крестьянские брички. На передних ехали бойцы Парахина, на арьергардных — Валентина Хрястофорова. Несколько бричек с партизанами Моисеенко и Косенко отправлялись вперед, чтобы разведывать маршрут. Штаб, как полагается, поместился в середине «механизированной» колонны.
Солтыс до последней минуты суетился вокруг бричек — то поправлял сено, то что-то советовал возницам.
Обоз тронулся. Солтыс снял шляпу и склонился до земли в поясном поклоне...
* * *
Весенняя ночь моргала крупными звездами, булькала невидимыми ручьями. Мы ехали к парчевскому лесу, к деревне Лейно, где помещались Михаил Гора со своими людьми, а также подошедшие к нему Хаджи и Степь.
Зная, что ночью гитлеровцы редко появляются на дорогах, Парахин повел колонну прямо по шоссе Владава — Парчев. Это была, конечно, наглость, но я понимал Парахина: хотел оторваться от Буга, от Сухавы.
— Погоняй! — сказал я вознице, едва копыта коней зацокали по асфальту.
Повозочный хлестнул коня. Загремели кованые колеса, полетели искры из-под копыт и ободов, зашелестел ветер.
— Всегда бы так! — кричал над ухом Петя Истратов. — Лихо, товарищ майор!
Ехали рысью около двух часов. Вдруг — бледные пят-
[255]
на автомобильных фар! Пришлось свернуть на грунтовку. Однако тревога оказалась напрасной: машина сама вильнула в сторону. Тогда опять выбрались на шоссе.
Проехали деревню Колаче. Добрались до деревни Сосновицы.
Я посветил фонариком на ручные часы: начало второго.
Читать дальше