Павел Головин: Как я стал летчиком

— Это не самолет, а планер.

— Значит, игрушечный?

Павел Иванович засмеялся:

— Разве я маленький, чтобы играть? Построим настоящий планер, не хуже, чем за границей делают.

— А летать будет?

— И люди на нем летать будут!

— На щепочках? — не выдержал Борька и рассмеялся.

Но Павел Иванович не обиделся.

— На щепочках и летать будем, парень! Вот как! Увидишь — ахнешь!

Борька недоверчиво покачал головой. Павел Иванович попрощался с нами и пошел было из мастерской, но с порога вернулся и опять подошел к вам.

— Вот что, ребятки, — сказал он, — завтра будете в школе, спросите там у товарищей своих: кто умеет выпиливать лобзиком, пусть ко мне приходит…

— А зачем?

— Работа есть — выпиливать из фанеры планерные части.

— Погон умеет, — кивнул на меня Борька.

Я молчал. Павел Иванович серьезно посмотрел на меня и что-то соображал. И был тогда худенький, болезненный, замухрышка. Может быть, ему и не хотелось такого брать в мастерскую.

— Хорошо умеешь выпиливать? — спросил он недоверчиво.

— Хорошо! — смело отвечал я, потому что и правда умел ловко орудовать лобзиком. Выпиливал из фанеры разные штучки, рамочки для фотографических карточек, подставки для перьев, полочки для книг — по любому рисунку.

— Ладно! — решил Навел Иванович. — Приходи завтра после уроков сюда: будешь помогать строить планер.

— Ловко! — крикнул Борька в толкнул меня локтем вбок, — А летать его возьмете, дяденька?

— Летать? — переспросил Павел Иванович. — А разве ему хочется?

Я изо всей силы ущипнул Борьку: молчи, мол! Но мой приятель, как назло, разболтался — удержу нет.

— Страсть как хочется! — смеялся он, подмигивая Павлу Ивановичу. — Только об этом и думает. Он у нас — летчик! Тетя Варя, мать его, выпороть грозится за то, что он на зонтике хотел улететь.

— Что же, ее улетел?

— Улетел! — ликовал Борька. — С крыши да прими в навозную кучу головой! А зонтик сломался. Он старый был…

Пока Борька рассказывал, вокруг собралось иного народу, и все смеялись: и Павел Иванович, и Борька, и ребята-комсомольцы. А я стоял красный, как свекла, и не знал, что мне делать: разреветься от обиды или кинуться на Борьку и трепать его за вихор, пока не замолчит.

Когда все досыта насмеялись, Павел Иванович вытер глаза — он от смеха даже заплакал — и сказал мне ласково:

— Не беда! Когда-нибудь по-настоящему полетишь. Не сразу дело делается. Подожди, пока вырастешь… Тебя как зовут-то?

— Пашкой…

— Ну вот, брат Павел, приходи завтра помогать. А зонтиков не ломай больше. На зонтике, брат, все равно далеко не улетишь!

Так началась мня работа в мастерской инструктора планеров Павла Ивановича Лебедева. Каждый день после уроков я приходил к нему, становился к своему верстаку и начинал лобзиком выпиливать из фанеры разные штучки. Работа нетрудная. Начертят мне на фанерном листе фигуру, а я ее и вырезаю. Главное, чтобы аккуратно получалось.

Пилил я, пилил и соскучился. Проще говоря, надоело! Каждый день одно и то же! А главное, не знал, зачем эти штучки нужны. Пробовал спрашивать у товарищей — отмахиваются.

— Знай свое дело: пили! А рассказывать тебе — все равно не поймешь. Тут, брат, геометрию знать нужно!

Ладно, думаю, геометрию! Зачем тут геометрия? Здесь не школа. Мне в школе эта геометрия надоела. Обидно стало, зачем от меня скрывают. Однажды принесли мне выпиливать по чертежу, а я и уперся. Скажи да скажи, как эта штука называется. Иначе не буду выпиливать!

Пришел Павел Иванович. Узнал, в чем дело. Засмеялся.

— Ты будешь выпиливать нервюры для хвостового оперения. Понял теперь?

Я на него поглядел волком. Конечно, ничего не понял, а заупрямился.

— Понял!

Еще скучнее мне от этого стало. «Нервюры!» Ишь, слово-то какое! А что оно значит, поди разбирайся. «Хвостовое оперение». Что за штука? Неужели у планера в хвосте перья будут? Тоска меня взяла. Хожу сердитый, и работать не хочется. Павел Иванович и это заметил. Как-то вечером позвал к себе в комнату, усадил на стул, сам сел напротив.

— Ну, рассказывай, брат Павел, в чем дело?

Я ему и рассказал… про все… И про дядю Гришу, и про мечту свою, и про то, как мать с отцом меня ругают, что я учусь плохо. И того не скрыл, как отец мой не раз грозился пойти к Павлу Ивановичу и отругать его, зачем, мол, мальчишку — меня то есть — от дела отбивает. Ему, мол, учиться нужно, а он в столяры поступил.