И на другой стороне заплата. Перешел и ее осмотрел. Квадрат меньше напоминает, но того же размера, тот же впишется в нее крест. Напротив как раз, на перпендикуляре к оси шоссе и от обочины, как и та, метрах в двух с половиной.
Вот это второй важный признак — расположение.
Дальше прошел по дороге, Ну вот! Еще одна — посредине. Метрах в пятидесяти от тех двух. Чудо, конечно, столько лет, столько транспорта здесь прошло — сотни тысяч машин, миллионы! И все равно бы поспорить мог в тот момент: дальше пройду — еще две обнаружу. А то и сверх двух еще три, треугольником, приравненным к «конверту», — или со стороны Вязьмы, или Издешкова.
Так в итоге и получилось. Три справа, три слева, две в середине — в порядке шахматных клеток. Между парами метров по восемьдесят — по сто, от каждой пары до средней заплаты — около полусотни.
Геометрия...
Полкилометра еще отшагал — на износ оценить дорогу. В полном порядке покрытие, в меру наезженный, гладкий асфальт, нигде ни следа починки.
И — последнее, что еще раньше отметить успел: характер местности. Метра на три над горизонтом приподнято полотно, по обе стороны — заболоченная низина. Дефиле, по-военному, узкий проход.
Вот и все пока, глазом большего не возьмешь, хирургическое исследование необходимо.
— Ну-ка, Володя, — подзываю из мастеров одного,— покомандуй тут, на часок отлучиться мне надо.
Володя парень толковый, сержантом срочную отслужил, все это время за мной наблюдал, пока я там колдовал на дороге.
— Неужели что есть? — спрашивает тихонько. — А, товарищ старшина? Ведь сколько...
В том и дело. Поди теперь убеди кого, тем более если ты не генерал. Свежие латки, только что наложили...
— Трудно сказать, — отвечаю. — Одно пока ясно — система. А отчего? Может, дренажный расчет подвел, просасываются там пластыри или прокладки какие. А может быть, и по нашему делу, да вынуто все давно, недостаточно плотно затрамбовали пустоты. Разведать необходимо, однако, коли сомнение родилось.
Пошагал я в деревню — в полутора километрах виднелась силосная башня на бугорке. На пустой улице повстречал двух колхозниц, разговорились почти как знакомые: ребята мои из бригады ходили сюда на ночлег. Женщины молодые, в войну вовсе девчонками были, однако припомнили: немцы перед уходом сгоняли жителей на дорогу — копать.
— Между болотинами, где насыпь?
— Вроде там...
— Там, — вторая кивает.
— А не можете, девушки, познакомить с тем, кто копал?
— Кто ж бы это... Дома-то никого. Вон дедусь разве?
— Дед Михайло? Не, он не копал, он рубил что-то...
— Рубил? — меня словно толкнуло.
— Ну да, он же плотник, дедусь!
— А рубил что, не помните?
— Да вон же он сам, его и спросите!
Еле себя удержал, чтоб не кинуться через дорогу, достоинство соблюсти. Поздоровался мимоходом, присел в стороне на бревна, будто передохнуть. На разговор не напрашиваюсь, знаю, какие они бывают, деревенские эти деды.
— Вы там бабахаете на пустошах? — спрашивает спустя не меньше как пять минут.
— Мы, — отвечаю еще неохотнее вроде, чем он. — До сих пор вот приходится...
— Да, война...
Угощаю его папироской, исподволь подвожу разговор к дороге.
— Рыли, — дед подтверждает, — ямы вроде могил. Только кого ж хоронить на тракте? Догадались — минируют. Думали, постреляют после-то всех. Недосуг, знать, было. Ночью наши танкисты в село ворвались...
— Предупредили их о тех ямах?
Дед молча хмурится: глупый вопрос.
— И что же танкисты? Раскапывали дорогу?
— Не, надо думать. Ходом же, следом за немцем прошли. Немец и сам по шоссе бежал, боле негде.
— Вас-то, по возрасту, чай, не гоняли копать?
Старик сплевывает в досаде. Оглядывает меня выцветшими глазами — стоит ли продолжать разговор. Но вспоминает, видимо, о «бабаханье».
— Пенсии, може, еще от их ждать. На другое поставили днями раньше. Срубы для их же рубить. А куда денешься, коль автомат в нос тычут...
— Для блиндажей, что ли, срубы?
Дед, очевидно, нервы решил поберечь.
— Не, вроде как для колодцев.
— И много? Пять? Десять?
— Десять бы не осилил, дюже оголодавши был. Неделю на все сроку дали, не то, обещали, капут.
— А восемь? Восемь смогли бы за этот срок?
Дед сдвинул брови, зашевелил губами. Понял, что спрашивают неспроста.
— Восемь — пожалуй, под автоматом…
— Глубокие, что ли, колодцы?
— Не, венцов, може, по десять... В ваш рост, чуть поболе.
— А размер? Вдоль, поперек?
— Чуть помене. Что вдоль, что поперек. Двумя машинами все увезли за раз.
Читать дальше