Михаил Аношкин - Рубежи

— Ты чё дрожишь, Минь?

— Медведя боюсь…

— Дурачок, где ты медведя-то увидел?

— А это — слышь?

— То дикий козел. Он сам нас с тобой боится.

— Козел? — удивился я. — А чего он так сердится?

— Он не сердится, он подругу к себе зовет. Вот ты выйдешь на улицу, подойдешь к бессоновскому дому и кричишь: «Кольша, айда купаться!» Кричишь ведь?

— Аха.

— А козел выйдет на еланку и ревёт: «Эй, Манька, айда сюда, погуляем малость!»

Многое из того, чему я научился во время скитаний по тайге и горам, на рубке дров и покосе, мне потом пригодилось.

Перед окончанием училища Маргарита Федоровна выхлопотала нам бесплатные путевки в санаторий «Увильды». Нам — это Ивану Иванову, Мишке Зыкову и мне. Поселили нас в одну палату, окна которой выходили на озеро. Берег каменистый, лес подступал почти вплотную. Узенькое пространство между берегом и лесом заполняли дикая малина и крапива. Озеро разметнулось широко, противоположный берег тонул в сизом тумане, и там, на горизонте, горбились лесистые горы. За ними Карабаш, его выдавал шлейф дыма.

Озеро никогда не было спокойным. То по нему пробегала широкая полоса ряби, то перекатывались ленивые волны. Однажды разразилась буря. С утра сильно пекло, а к обеду в карабашской стороне заклубились черные тучи, постепенно наплывая на голубое небо. В какой-то миг они поглотили солнце, и сразу стало сумеречно. С гор суматошно свалился свежий ветер, озеро гневно взбаламутилось, почернело, высоко подняло волны с белой пеной на гребнях.

Мы с Мишкой Зыковым сидели в палате и с тревогой наблюдали за приближающейся бурей. А Иванов торчал на берегу, взгромоздившись на камень-валун. Белая рубашка его трепетала, волосы спутались. Иван глядел в почерневшую даль озера и, казалось, не собирался уходить. Волны с гулом обрушивались на берег, яростные брызги доставали Ивана. Но он только отмахивался. Мишка сказал:

— Дуралей! Простынет же!

Черную тучу зигзагом прожгла молния. На землю обрушился оглушительный раскат грома, задребезжали стекла, будто в горах случился мощный обвал. Хлынул остервенелый ливень, и от его брызг поседела земля.

Иван скатился с валуна и припустил к корпусу. Мишка потер руки:

— Ага! Проняло!

Иван влетел в комнату мокрый до нитки. Весело глянул на нас: чудики, прячетесь от такой прелести. И возбужденно заявил:

— О, косматая буря! Когда еще увидишь такую?

— Бррр, — поежился Мишка. — Нашел тоже радость.

— А что? В застое красота? В стоячем болоте? Нет, мне больше нравится буревестник!

— Ладно, — махнул рукой Мишка. — Философ! — И снова взялся за книжку. Иванов подошел к нему, поглядел на обложку и задумчиво проговорил:

— «Фауст». Вечер в конце августа, Зыков читает «Фауста», — хотел еще что-то добавить, но поежился и принялся снимать мокрую одежду.

Наступила педагогическая практика. Посещали уроки в начальной школе, наблюдали, как ведет их опытная учительница, мотали на ус. Потом готовились сами. Ох и волновался я, когда шел давать первый урок! Встал у стола, раскрыл конспект и никак не могу глаз от него оторвать. А полагалось держать в поле зрения весь класс. На меня внимательно смотрели тридцать пар требовательных ребячьих глаз, присутствовали на уроке сокурсники и руководитель практики, и я терялся, вел урок как во сне, механически. Очнулся после спасительного звонка. Приятным сюрпризом оказалась оценка «хорошо», поставленная мне руководителем практики.

В апреле началась десятидневная педагогическая практика в сельских школах. Меня послали в село Кузнецкое, а Иванова в расположенное рядом Губернское. В общем, по-старому говоря, попали мы в Тютняры. Есть в Саратовской области речка Тютняры. Два века назад вывезли заводчики из тех краев крепостных крестьян и поселили вблизи Кыштыма. Те первые поселенцы назвали деревушку по имени родной реки. Со временем она разрослась — стало три больших села, которые прижимались друг к другу и носили общее имя — Рождественское. После революции каждая деревушка стала автономной, со своим названием — Кузнецкое, Губернское и Беспаловка. Но кыштымцы упрямо не хотели воспринимать их порознь и вернули старое имя — Тютняры.

Меня прикомандировали к школе села Кузнецкого. Директор, узнав, что знакомых у меня здесь нет, предложил для ночевок свой кабинет. Там стоял шикарный диван с высокой спинкой, в которую было вмонтировано овальное зеркальце. Класс, отданный мне на десять дней, вела молодая учительница, года на два меня старше. Звали ее Анной Ивановной. Официальные отношения у нас как-то сразу не сложились, я стал называть ее просто Нюсей, конечно, не при детях. Она меня тоже звала по имени. Нюся чертовски походила на артистку Макарову из кинофильма «Учитель», который только что победно прошествовал по экранам страны.