Дайана Энрикес - Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

Когда в июне 1992 года сотрудники Комиссии впервые связались с Фрэнком Авеллино, беседа с ним лишь усилила их подозрения. Один из них по следам разговора записал: «На вопрос о том, что он делает с деньгами, взятыми взаймы, Авеллино заявил, что он инвестирует деньги в недвижимость и “кое-какие ценные бумаги”».

Но в письме Керленд, датированном августом 1991 года, подчеркивалось: «Мы не занимаемся недвижимостью и ничем иным помимо ценных бумаг». Да и в информационной листовке калифорнийского консультанта по инвестициям не было ни слова о недвижимости.

Деловая репутация Авеллино рушилась.

Вскоре одному сотруднику Комиссии позвонил Айк Соркин, который сообщил, что он представляет партнеров – владельцев компании Avellino & Bienes. Он уверял следователей, что «ничего предосудительного» в их действиях не было и что партнеры готовы добровольно явиться вместе с ним для беседы, совершенно незачем вызывать их повесткой. В изложении его клиентов все выглядит просто и понятно: они занимали деньги, пользуясь «сарафанным радио», потом инвестировали их и выплачивали кредиторам оговоренный процент из заработанных прибылей, а то, что оставалось, брали себе.

Седьмого июля 1992 года в 13.30 Фрэнк Авеллино и Майкл Бинс прибыли в офис Комиссии по ценным бумагам и биржам на Парк-Плейс, 75, ничем не примечательное здание в двух кварталах к западу от знаменитого небоскреба Вулворт-билдинг. С ними были Соркин, один из его сотрудников и практикант, взятый в фирму на лето. Их, разгоряченных июльской жарой, проводили в помещение для переговоров на четырнадцатом этаже, где за столом сидели три юриста Комиссии и еще один, на сей раз здешний, практикант. В следующие четыре часа Соркин честно трудился, препираясь с юристами Комиссии. Они терпеливо его выслушивали и вновь засыпáли вопросами Фрэнка Авеллино, который в ответ то заводил путаные речи, то отделывался краткими, ничего не значащими фразами.

– Мистер Авеллино, – спросил один из юристов Комиссии, – каким родом бизнеса занимается Avellino & Bienes?

– Частными инвестициями, – ответил Авеллино.

– Нельзя ли рассказать об этом поподробнее?

– Можно. У Майкла Бинса и Фрэнка Авеллино есть частные инвестиции, – отвечал Авеллино, следуя своей привычке избегать местоимения «я».

В конце концов он объяснил, каким именно образом ширился «ограниченный круг» клиентов его фирмы, безо всяких усилий со стороны партнеров, благодаря одному только «сарафанному радио».

– Допустим, кто-то звонит Лоле Керленд, а это обычно мой дядя Лу звонит Лоле, потому что он со мной в деле с самого первого дня… ну и он говорит, что, мол, тебе позвонит Джо, Джон, Том, это мой родственник, так что, если позвонит, можешь с ним поговорить.

– И все же сколько человек ссудили деньги партнерам Avellino & Bienes в рамках такой незатейливой доморощенной схемы?

– Примерно, предположительно? – уточнил Авеллино.

– Да, – ответил правительственный юрист.

– Около тысячи.

Трудно сказать, был ли масштаб этого дела уже тогда известен инспекторам Комиссии. Если нет, то брови у них, вероятно, взлетели.

– И сколько же Avellino & Bienes должны этой тысяче заимодавцев?

Соркин попытался было заменить вопрос уточнением, сколько влилось денег и когда, но в записи есть ответ Авеллино:

– Четыреста миллионов.

В крохотную фирму, которая действовала, по понятиям Уолл-стрит, в пыльном чулане для швабр и тряпок, «примерно» тысяча человек вложили порядка 400 млн долларов! По словам Авеллино, все эти деньги (плюс страховочная «подушка безопасности», вместе с которой сумма доходила уже до 440 млн долларов) были вложены в ценные бумаги, хранящиеся на различных инвестиционных счетах Avellino & Bienes у брокера с Уолл-стрит по имени Бернард Л. Мэдофф.

Юристу Комиссии это имя было, по-видимому, незнакомо.

Когда счета наконец проанализировали, оказалось, что «строго ограниченный круг» из заимодавцев партнерства Avellino & Bienes насчитывает более 3200 человек, а доходность их вложений колеблется в пределах 13,5 % – 20 %.

Через два дня команда Комиссии явилась в офис Avellino & Bienes, расположенный на восьмом этаже нового высотного здания Херон-тауэр на Восточной Пятьдесят пятой улице. (Похоже, что Соркин, из опасений, как бы не пошли слухи, упросил следователей не «размахивать удостоверением» перед дежурным секретарем в вестибюле, а просто назвать свои имена.) Инспекторы собрали все записи и принялись составлять перечень кредиторов.

Среди кредиторов оказалась и фирма Telfran Associates, в число основателей и партнеров которой входил отец Ричарда Гланца, приятеля Авеллино. Регуляторы приказали фирмам Avellino & Bienes и Telfran прекратить прием новых «ссуд» и начали оформлять гражданский иск по обвинению в торговле незарегистрированными ценными бумагами через структуру, представляющую собой, по сути дела, нелегальный взаимный фонд. Не на шутку встревоженные регуляторы занялись выяснением, действительно ли деньги целы и надежно вложены через Берни Мэдоффа.