Дайана Энрикес - Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

В эпоху всепроникающих медиа, папарацци с мобильными телефонами и самозваных интернет-комментаторов, постоянно озабоченных, чем бы привлечь внимание к себе, стоит отметить, что эти нападки резко отличались от типичной реакции общества на случаи беловоротничковой преступности в последние сто лет.

Разумеется, такие преступники (мошенники, казнокрады, бесчестные политики, аферисты всех мастей), когда их преступления выходили на свет, подвергались резким нападкам прессы и общества. Но эти атаки почти никогда не были направлены против их жен и детей. Чаще всего на них никогда не обращали внимания либо, по крайней мере вскоре, оставляли в покое. Было несколько исключений, когда иски по уголовному обвинению подавали против близких родственников, которых затем пригвождали к позорному столбу внимания общества. В целом, однако, даже жен и детей казненных убийц оставляли устраивать свои жизни в относительной безвестности, разве что они сами искали всеобщего внимания.

Поучительно изменение с годами отношения к обвиняемым в организованной преступности. Несмотря на широко распространенную увлеченность кровавыми похождениями так называемых «донов мафии» и «капо» преступных семеек, крайне редки были случаи внимания к пожилым миссис Дон-Мафии или к детям капо, даже притом что реалистично мыслящий человек задавался вопросом, насколько известно им, почему муж или отец попросил всех своих близких приятелей носить оружие и спать на матрасах в гараже. Лишь в редких случаях родственники мафиозо искали внимания публики. (Вспомним семью мафиозного дона Готти.) Но тех, кто не искал известности, СМИ обычно игнорировали и тем более не обвиняли публично и многократно в соучастии в преступлениях их мужей и отцов.

И все же возмущение общества, направленное против Рут Мэдофф и ее сыновей, поднялось сразу после ареста Мэдоффа и не прекращалось. Ко времени, когда его признали виновным, это возмущение было оглушительным.

Однако в деле Мэдоффа с самого начала были факты, которые попросту не согласовывались с виной семьи.

Во-первых, тот факт, что никто из них не сбежал из страны. Возможно, Берни Мэдофф, которому ко времени его признания было семьдесят лет, чувствовал себя слишком старым и усталым, чтобы жить как богатый скиталец. И, вероятно, Рут не сбежала бы без него, даже будь она виновной, угрожай ей арест и долгое заключение. Но у его сыновей, если они были виновны, имелись возможность и мотив побега. Финал был ясен еще за несколько недель до его наступления, в банке все еще была кругленькая сумма, а они и их семьи были молоды и относительно подвижны. Нет сомнений, что Мэдофф, прежде чем сдаться, вручил бы сыновьям ключи от самолета компании и достаточно денег, чтобы позволить им комфортно жить остаток жизни за пределами досягаемости закона. В конце концов, если они были его сообщниками, их единственным альтернативным выбором было бы остаться и сесть в тюрьму.

И все же не сбежали ни Мэдофф, ни его сыновья.

К тому же существует его признание. Некоторые враждебно настроенные комментаторы тут же стали измышлять, что Мэдофф и его виновные сыновья инсценировали его признание, чтобы выдать его и тем самым отвести от себя подозрение. Но это бы оказалось бесполезным жестом, разве что они были абсолютно уверены в том, что позднее не выплывет никаких уличающих их доказательств и никто из их сообщников более низкого уровня не укажет на них в обмен на снисхождение суда, – а все эти предположения могли быть близки к реальности, если сыновья Мэдоффа и в самом деле были виновны. Более того, если Мэдофф искренне верил, что кто-либо может избавиться от подозрений, сдав его, разве он не обеспечил бы такой возможности для Рут?

Вопреки логике, предположения о виновности семьи начали раскручиваться в противовес тому факту, что по мере того, как продвигалось следствие по делу Мэдоффа, предсказанных арестов его жены и сыновей так и не произошло.

Надо признать, что юридические препоны для доказательства того, что Рут, Марк или Эндрю Мэдофф разделяют вину Берни Мэдоффа, были существенны. Чтобы связать членов его семьи с финансовой пирамидой, прокуратуре пришлось бы не только доказать, что имеются основания подозревать их в мошенничестве либо в том, что, зная о мошенничестве, они сознательно отвернулись в сторону. Недонесение о преступлении, которое некто просто наблюдает, практически никогда не считалось нарушением федерального уголовного законодательства. Напротив, прокуратура должна была доказывать, что они сознательно помогали планировать аферу, осуществлять ее или ее прикрывать.