Но кульминация в этой драме была прерогативой исключительно судьи Чина.
«Несмотря на эмоциональную атмосферу, я не поддерживаю предположения, будто бы жертвы и другие добиваются коллективного отмщения», – заметил он. И согласился с тем, что Соркин и Мэдофф вправе рассчитывать на приговор, «вынесенный объективно, без истерии и неуместных эмоций».
Но на этом он не остановился.
«Говоря объективно, афера была грандиозной, – продолжал судья. – И продолжалась более двадцати лет».
Возможно, говорил судья, до второй половины 1990-х годов Мэдофф не смешивал деньги аферы с активами фирмы, «но ясно, что мошенничество началось еще раньше».
Судья Чин не обнаружил смягчающих обстоятельств. «В подобном случае беловоротничкового мошенничества я бы ожидал видеть письма от семьи, друзей и коллег. Но не поступило ни одного письма с описанием добрых дел мистера Мэдоффа, или его доброй натуры, или гражданской и благотворительной деятельности. Отсутствие такой поддержки говорит само за себя».
Судья признал, что, с учетом возраста Мэдоффа, любой приговор сроком свыше двадцати лет является пожизненным. «Но важен сам символ», – добавил он. Предательство Мэдоффа оставило многих, а не только жертв «в сомнениях касательно наших финансовых институтов, нашей финансовой системы, в способности нашего правительства регулировать и защищать и, как ни грустно говорить об этом, в сомнениях в самих себе».
Жертвы «не поддались искушению коллективной мести», заключил он. «Напротив, они поступали так, как было должно: доверились нашей системе правосудия… Осознание того, что мистер Мэдофф наказан по всей строгости закона, может в немалой мере помочь скорее заживить нанесенные жертвам раны».
Он сделал паузу.
«Мистер Мэдофф, прошу вас встать, – приказал он. Мэдофф и Соркин встали. – Решением суда обвиняемый Бернард Лоуренс Мэдофф признан виновным и приговаривается к тюремному заключению сроком 150 лет…»
Его прервали радостные выкрики из зала, но он немедленно пресек беспорядок и начал перечислять приговоры за каждое преступление по отдельности. «По букве закона, – добавил он, – приговор должен быть выражен… в месяцах, а сто пятьдесят лет равны одной тысяче восьмистам месяцам». После этого в запись добавили несколько уточнений, а Мэдоффа известили, что у него есть ограниченное право на апелляцию.
Занавес опустился: «Объявляется перерыв».
Мэдоффа снова заковали в наручники и повели к боковой двери. Ему исполнился семьдесят один год, и, будь у него еще две таких жизни, он провел бы их в тюрьме.
Еще одна глава истории аферы Мэдоффа была закрыта всего через три дня после вынесения приговора. В восьми километрах от федерального суда по направлению к окраине в гардеробной главной спальни пентхауса на Восточной Шестьдесят четвертой стояла судебный маршал (пристав), и Рут Мэдофф выясняла у нее, какие вещи можно разложить по коробкам и забрать с собой.
Рут Мэдофф оставляла технику, мебель, предметы искусства, дизайнерскую одежду, вечерние платья, шубы из лучших мехов – все «застрахованное и готовое к продаже имущество» в доме, который когда-то был ее собственным. Ей сказали, что она может сохранить вещи, которые маловероятно продать, и она надеялась сохранить сильно поношенную меховую шубу тридцатилетней давности, которую держала в руках и которая была слишком старой и не стоила ни гроша.
Ну, хоть доллар-то она стоит, ответила пристав. И шуба осталась.
Остались и принадлежности для гольфа: ношеные туфли, три пары старых перчаток, разные и неновые мячи, вязанные крючком чехлы для клюшек; и семь почтовых марок в память Эллы Фицджералд, найденные в кошельке; и двадцатипятицентовик 1967 года, выуженный со дна черной кожаной сумки.
Тем временем каким-то образом стало известно, что в этот день судебные маршалы будут описывать имущество, и снаружи дома установили телекамеры. Чтобы не проходить сквозь их строй, Рут Мэдофф незаметно вышла с черного хода. Так она покинула свой дом в последний раз.
За день до этих событий The Wall Street Journal сообщил в Интернете, что после шести месяцев расследования не найдено доказательств тому, что Рут Мэдофф принимала участие в афере своего мужа.
Даже после того, как в марте 2009 года Берни Мэдофф был признан виновным, многое в его преступлении оставалось загадкой. Но одно все знали совершенно точно: его жена и сыновья тоже виновны.
С первых же недель после его ареста разные СМИ постоянно цитировали утверждения неназванных «бывших работников прокуратуры» и «юристов по уголовным делам, следящих за ходом расследования», что Рут, Марк и Эндрю Мэдофф находятся под следствием и вскоре им будет предъявлено обвинение. Статьи в глянцевых журналах будут осторожны в своих спекуляциях. Бесцеремонные комментаторы блогов будут обвинять их огульно. Тележурналисты будут подмигивать и понимающе кивать. Вся эта свирепая самодовольная уверенность в их вине, не подкрепленная ссылками на факты, по сути довела семью Мэдоффа до изгнания.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу