Дайана Энрикес - Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

В тот же день де ла Вилльюше спокойно попросил своего молодого помощника купить канцелярский нож, зачем-то ему понадобившийся.

– Оставь у меня на столе, – сказал он.

В конце рабочего дня он попросил молодого человека одолжить ему ключ от кабинета, сказав, что засидится допоздна и сам запрет кабинет. Он позвонил жене и предупредил ее, что у него приглашение на поздний ужин, а потом поторопил уборщиков, чтобы те управились к семи часам вечера. И запер за собой дверь.

Ирвинг Пикард не был поэтической натурой. Если бы ему сказали, что судебная драма вокруг банкротства брокерской фирмы, конкурсным управляющим которой он назначен, была героическим путешествием в хаос или мифическим поиском утраченного сокровища, он лишь поднял бы брови. На рациональном уровне, единственном, на котором он предпочитал действовать, это было обычное дело о банкротстве, рассматриваемое по Закону о защите инвесторов в ценные бумаги, – самое крупное, самое печальное, самое тяжкое, самое бурное и, вероятно, самое долгое дело, которое когда-либо рассматривалось судом по этому закону. И все же это было самое обычное дело о банкротстве.

То есть одно из 10 629 дел, рассмотренных десятью федеральными судьями Манхэттена по банкротствам. Этот список включал дело гиганта Lehman Brothers, и скоро в нем будут значиться банкротства Chrysler и General Motors. Всякое дело о банкротстве, знаменующее смерть делового предприятия, движется мерным шагом похоронного марша. Оно не мчится галопом, не срывается с места в карьер и не срезает углы на поворотах.

В типичном деле о банкротстве такой погребальный темп раздражает, но его терпят. Должника реорганизуют либо провалившийся бизнес полностью ликвидируют, и работы хватает, а банки, поставщики и другие опытные кредиторы знают, чего ожидать. Но в этом банкротстве множество кредиторов были отчаявшимися жертвами преступления, потерявшими все в крупной афере, и некоторые из них полагались на деньги из имущества должника, чтобы уплатить следующий взнос по ипотечному кредиту за жилье или купить лекарства на следующий месяц. Фразу «отсроченное правосудие есть отказ в правосудии» можно считать юридическим афоризмом, а в переводе на обыденный язык это значит, что пройдет много времени, пока свершится правосудие в деле о сложной ликвидации, проводимой SIPC в ходе длительного уголовного расследования аферы, которая расползлась по всему миру и нанесла удар миллионам людей.

Способ, каким Мэдофф организовывал свою аферу, умножил трудности SIPC, создав узел болезненных вопросов, на распутывание которого уйдут долгие годы.

Для начала необходимо было ответить на вопрос, кого считать «клиентом», подлежащим защите SIPC. Считать ли клиентами Мэдоффа только фидер-фонды вроде Fairfield Sentry и Ascot Partners Эзры Меркина, названия которых значились на отчетах о состоянии счетов? Или разнообразных инвесторов в эти донорские фонды определять как отдельных клиентов? В долгосрочной перспективе это, возможно, и не имело значения, ведь любые возвращенные активы попадут в правильные руки, прямо или после прохождения через фонды-«доноры». Но в ближайшей перспективе ответ определялся тем, получит ли «донорский» фонд от SIPC аванс в 500 тыс. долларов, чтобы поделить его между своими инвесторами, или право на такой же аванс будет иметь каждый из инвесторов.

Второй, и, вероятно, куда более важный, вопрос – величина убытка, который могут объявить соответствующие клиенты. Считать ли убытком сумму, показанную в последней выписке со счета, полученной за несколько недель до ареста Мэдоффа? Или сумму, первоначально выложенную клиентом из его собственного кармана, без добавления фиктивных прибылей? Если на счете жертвы оставались значительные деньги, но первоначально вложенная сумма была уже снята со счета в форме «прибылей», позволять ли такому клиенту участвовать в дележе активов, которые сумеет вернуть Пикард? Или каждый цент, который вернет конкурсный управляющий, лучше оставить для тех, кто к моменту краха аферы не вернул себе всей первоначально вложенной суммы?

И что делать с жертвами, которые сняли со своих счетов на миллионы долларов больше, чем вложили, считая, что забирают свои законные прибыли? Может ли конкурсный управляющий предъявить судебный иск, чтобы вернуть эти деньги? А если да, то будет ли его решение основано на том, сколько денег они забрали? Или сколько оставили на счете? Или, скажем, на том, сколько им могло быть известно о том, что делал Мэдофф?