Владимир Карпенко: Щорс

— Какой уж я жених, Шура… Опоздал. Невесты мои уж сыновей своих на службу цареву провожают.

Нашелся старый Табельчук: поднял рюмку за внуков, смену свою.

Александр Николаевич замечал взаимную привязанность сына и шурина. Не вдумывался, что их может тянуть друг к другу. Само собой, кровь, родство. К Казимиру сам он с давних пор питал необъяснимую тягу, душевное расположение. Стоял тот особняком среди молодых Табельчуков, больше всех нуждался в помощи, в чьей-то твердой руке. Как мог, помогал. Тот отвечал доверием. Сейчас чувствовалось — заросла тропинка взаимности. Казимир уже не нуждался в его помощи. Теперь у него своя жизнь, правда малопонятная. Знался с новым инженером, котельщиками, отлучался в воскресные дни на какие-то сходки в лес, на реку, посещал вечерами дом колбасника и пекаря Шица, обрусевшего австрийца. По слухам, режутся в карты, поют песни. Одно в диковину — возвращался трезвым. Этими новостями делилась жена, передавая тревогу матери. И что с того? Молодежь, бессемейные. Навряд ли Казимир держит тесную связь с деповскими. Да и особый он, не такой, как все, — отреченный мечтатель. К ящику с красками заметно поостыл, зато другая страсть его одолела — тщится построить летательный аппарат. Едва не все жалованье вгоняет в свою мечту.

Вернувшись от тестя, Александр Николаевич у плиты застал своего старшего. А Константина нет, бегает. Поймав на себе взгляд сына, почувствовал непонятную неловкость. С чего бы? Его-то он, отец, вынянчил, возился больше, нежели с кем другим. Младшим времени не оставалось — в разъездах да в разъездах. Николай-то уж вырос! В школу через зиму. А ведь проглядел. Кормит, одевает, копит в доме, как крот, все для них, для детей. Он вдруг явственно понял причину неловкости. Совсем не знает сына, не знает его думок, желаний. Будто чужой.

Грозные события 1905 года всколыхнули и Сновск. Не депо, навряд ли тихую жизнь поселка потревожила бы революционная волна. Дикое захолустье, отдаленное на сотни верст от Киева, Петербурга, Москвы, Харькова. Железная ветка, связавшая те центры, сделала его доступным извне. Накануне кровавых событий в Петербурге — 9 января — в Сновске создается социал-демократическая группа. Ядро ее составили рабочие депо — Глушко E. E., Васильченко А. П., Ракитский Б. А., Голубов П. П., Викаревич E. E., Тышко Б. П., Кушныров И. С., Карпович А. М., Красько М. Д. Ими руководил Полесский комитет РСДРП. Председателем стачечного комитета был избран инженер Иван Карпович Полтавцев.

Едва телеграф донес в Сновск известие о кровавом воскресенье, деповские бросили работу. Забастовщики сомкнулись по всей Либаво-Роменской дороге. С утра до ночи в просторном дворе депо, иссеченном путями, кипели страсти. Паровозные топки и котельня погашены, остановлены станки; все возвышенные места были тотчас приспособлены под трибуны. Рвались к тем трибунам все, и завзятые говоруны, и люди, не сказавшие за свою жизнь двух слов принародно. Объединяло всех одно — гнев. Чувствовалось, многовековому терпению рабочего люда пришел конец. На весь двор разносились призывы: к оружию, к свержению царского самодержавия!

Не действовали увещевания, угрозы ни ближнего, ни дальнего начальства. Черниговский губернатор двинул на забастовщиков карательные казачьи части. В Сновске казаки появились на крещение. Зная, чем это пахнет, начальник депо Грузов вызвал к себе инженера Полтавцева и без обиняков, не повышая голоса, предупредил:

— Иван Карпович, желательно, чтобы вы покинули Сновск… Немедля. Ночью может быть поздно. Шепните и Васильченко.

— Их два брата, Васильченко… Сергей и Сашка, — попробовал разыграть удивление Полтавцев.

— Речь идет об Александре, старшем… Сергей подал на брата в жандармерию донос. Так что решайте сами… Кстати, Иван Карпович, не подумайте… Я не разделяю ваши социал-демократические воззрения. Но, как русский интеллигент, против крайних мер. А в данном случае не хочу добавлять крови к той, какая уже пролилась… И пролилась напрасно.

Кровь в Сновске в те дни не пролилась. Ротмистр губернской жандармерии, возглавлявший карательный отряд, послушался начальника депо — аресты произвел глухой ночью. Деповцы вернулись в мастерские на третье утро; мазутно задымила ржавая труба котельни, сердито засопели маневровые паровозы.

Погарцевав по притихшим улочкам с неделю, казаки оставили Сновск. На прощальном ужине у железнодорожного начальства жандарм, между прочим, посетовал:

— Вспугнул кто-то… Самая верхушка смутьянов исчезла. Изрядно потрясли вашего шифровальщика. Христом и богом молится… Думаю, в Чернигове язык он развяжет.