Максим Гиллельсон - М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

дали. И от своих, и от приезжих, и от l'armée russe

ему другого имени не было. А, на беду, барышня оказа­

лась из бедненьких, и от этого Михаил Юрьевич еще

пуще рассердился. Жаль, забыл я, кто именно была

эта барышня. Однако, ничего, протанцевали кадриль.

Барышня, переконфуженная такая, подходит ко мне

и просит, чтобы пустил я ее играть, а сам бы потанце­

вал. Я пустил ее и вижу, что Мартынов вошел в залу,

а Михаил Юрьевич и говорит громко:

— Велика важность, что poignard'ом назвали. Не

след бы из-за этого неучтивости делать!

А Мартынов в лице изменился и отвечает:

— Михаил Юрьевич! Я много раз просил!.. Пора

бы и перестать!

Михаил Юрьевич сдержался, ничего ему не ответил,

потому что видел, какая от этих слов на всех лицах

419

легла тень. Да только видно было, что его весь вечер

крутило. Тут и с князем Голицыным, которого, в сущ­

ности, он уважал, размолвка, тут и от музыки раздра­

жение, да и мысль, что вот-де барышень лишили и без

того удовольствия по своему же капризу, да еще и ссо­

риться при них вздумали. Вечер-то и сошел благо­

получно.

А после, как кончился ужин, стали мы расходиться,

Михаил Юрьевич и Столыпин поотстали, а Мартынов

подошел к Глебову и говорит ему:

— Послушай, Миша! Скажи Михаилу Юрьевичу,

что мне это крепко надоело. Хорошо пошутить, да

и бросить. Скажи, что дурным может кончиться.

А Лермонтов, откуда ни возьмись, тут как тут.

— Что ж? — г о в о р и т , — можете требовать удов­

летворения.

Мартынов поклонился, и разошлись.

Меня-то при этом не было. Я, как был помоложе

всех, всегда забегал вперед ворота отворять, да мне

после Глебов рассказывал.

Конечно, эта размолвка между приятелями произ­

вела на всех нас неприятное впечатление. Мы с Глебо-

вым говорили об ней до глубокой ночи и решили наутро

собраться всем вместе и потолковать, как делу пособить.

Но ни тогда, ни после, до самой той минуты, когда

мы узнали, что все уже кончено, нам и в голову не при­

ходили какие бы то ни было серьезные опасения.

Думали, так себе, повздорили приятели, а после и поми­

рятся. Только хотелось бы, чтобы поскорее все это

кончилось, потому что мешала их ссора нашим увесе­

лениям. А Мартынов и стрелять-то совсем не умел.

Раз мы стреляли все вместе, забавы ради, так Николай

Соломонович метил в забор, а попал в корову. Так

понятно, что мы и не беспокоились.

На другое утро собрались мы в нашей с Глебовым

комнате. Пришел и некий поручик Дорохов, знамени­

тый тем, что в 14-ти дуэлях участие принимал, за что

и назывался он у нас бретер. Как человек опытный, он

нам и дал совет.

— В т а к и х , — г о в о р и т , — случаях принято против­

ников разлучать на некоторое время. Раздражение

пройдет, а там, бог даст, и сами помирятся.

Мы и его послушаться согласились, да и еще решили

попросить кого-нибудь из старших переговорить с на­

шими спорщиками. Кого же было просить? Петр

420

Семенович Верзилин, может, еще за месяц перед тем

уехал в Варшаву хлопотать о какой-нибудь должности

для себя. Был у нас еще один друг, старик Ильяшенко.

Он нашу банду очень любил, а в особенности Лермон­

това, хотя, бывало, когда станешь его просить не высы­

лать из Пятигорска, он всегда бранится да приговари­

вает: «Убей меня бог, что вы, мальчишки, со мной дела­

ете!» Ну, да его нельзя было в такое дело мешать,

потому что он комендантом Пятигорска был. Думали

полковника Зельмица, что вместе с нами жил, попро­

сить, да решили, что он помолчать не сумеет. Он всегда,

как что-нибудь проведает, сейчас же бежит всех дам

оповещать. Ну, так нам же не было охоты барынь наших

пугать, тем более что и сами мы смотрели на эту

историю как на пустяки. Оставался нам, значит, один

только полковник Манзей, тот самый, которому Лер­

монтов раз сказал:

Куда, седой прелюбодей,

Стремишь своей ты мысли беги?

Кругом с арбузами телеги

И нет порядочных людей!

Позвали мы его, рассказали ему всю историю. Он

поговорить со спорщиками не отказался, но совершенно

основательно заметил, что с Лермонтовым ему не со­

владать, а что лучше было бы, кабы Столыпин с ним

сперва поговорил. Столыпин сейчас же пошел в рабо­

чую комнату, где Михаил Юрьевич чем-то был занят.

Говорили они довольно долго, а мы сидели и ждали,

дыхание притаивши.

Столыпин нам после рассказывал, как было дело.