Максим Гиллельсон - М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

домой, он сказал нам:

— Господа! На что нам непременное главенство

князя на наших пикниках? Не хочет он быть у н а с , —

и не надо. Мы и без него сумеем справиться.

Не скажи Михаил Юрьевич этих слов, никому бы

из нас и в голову не пришло перечить Голицыну, а тут

словно нас бес дернул. Мы принялись за дело с таким

рвением, что праздник вышел — прелесть. Площадку

перед гротом занесли досками для танцев, грот убрали

зеленью, коврами, фонариками, а гостей звали, по

обыкновению, с бульвара. Лермонтов был очень весел,

не уходил в себя и от души шутил и смеялся, несмотря

на присутствие armée russe. Нечего и говорить, что

князя Голицына не только не пригласили на наш пик-

14 Лермонтов в восп. совр.

417

ник, но даже не дали ему об нем знать. Но ведь немыс­

лимо же было, чтоб он не узнал о нашей проделке

в таком маленьком городишке. Узнал князь и крепко

разгневался: то он у нас голова был, а тут вдруг и гостем

не позван. Да и не хорошо это было: почтенный он

был, заслуженный человек.

Ну да только так не так, а слышим мы через некото­

рое время, что и князь от своей мысли не отстал;

выписывает угощение, устраивает ротонду в казенном

саду, сзывает гостей, а нашей банде ни слова! Михаил

Юрьевич как узнал, что нас-то обошли, и говорит нам:

— Что ж? Прекрасно. Пускай он себе дам из сло­

бодки набирает, благо там капитанш много. Нас он не

зовет, и, даю голову на отсечение, ни одна из наших

дам у него не будет!

Разослал он нас, кого куда, во все стороны с убеди­

тельной просьбой в день княжеского бала пожаловать

на вечеринку к Верзилиным. Мы дельце живо обору­

довали. Никто к князю Голицыну не поехал: ни Верзи-

линские барышни 14, ни дочки доктора Лебединского,

ни Варенька Озерская 15. А про la belle noire и говорить

нечего. Все отозвались, что приглашены уже к Верзи-

линым, а хозяйка Марья Ивановна ничего не знает про

то, что у нее бал собирается.

Вот собрались мы все и перед танцами вздумали

музыкой заняться. А у Михаила Юрьевича, надо вам

знать, была странность: терпеть он не мог, когда кто

из любителей, даже и талантливый, играть или петь

начнет; и всегда это его раздражало.

Я и сам пел, он ничего, мне позволял, потому что

любил меня. Вот тоже и со стихами моими бывало.

Был у нас чиновничек из Петербурга, Отрешков-Тере-

щенко 16 по фамилии, и грамотей считался. Он же

потом первый и написал в русские газеты, не помню

куда именно, о дуэли и смерти Лермонтова. Ну, так вот,

этот чиновник стишки писал. И знаю я, что ничуть не

хуже меня. А вот поди ж ты! Попросит его Михаил

Юрьевич почитать что-нибудь и хвалит, да так хвалит,

что мы рады были бы себе языки пооткусывать, лишь

бы свой хохот скрыть. А мои стишки, хоть и не лучше,

а слушает, ничего не говорит. Ну, так же вот и с музы­

кой было.

А тут, как на грех, засел за фортепиано юнкер

один, офицерства дожидавшийся, Бенкендорф. Играл

он недурно, скорей даже хорошо; но беда в том, что

418

Михаил Юрьевич его не очень-то жаловал; говорили

даже, что и Грушницкого с него списал.

Как началась наша музыка, Михаил Юрьевич

уселся в сторонке, в уголку, ногу на ногу закинув, что

его обычной позой было, и не говорит ничего; а я-то уж

вижу по глазам его, что ему не по себе. Взгляд у него

был необыкновенный, а глаза черные. Верите ли, если

начнет кого, хоть на пари, взглядом п р е с л е д о в а т ь , —

загоняет, места себе человек не найдет. Подошел

я к нему, а он и говорит:

— Слёток! будет с нас музыки. Садись вместо него,

играй кадриль. Пусть уж лучше танцуют.

Я послушался, стал играть французскую кадриль.

Разместились все, а одной барышне кавалера недо­

стало. Михаил Юрьевич почти никогда не танцевал.

Я никогда его танцующим не видал. А тут вдруг Николай

Соломонович, poignard наш, жалует. Запоздал, потому

франт! Как пойдет ноготки полировать да д у ш и т ь с я , —

часы так и бегут. Вошел. Ну просто сияет. Бешметик

беленький, черкеска верблюжьего тонкого сукна без

галунчика, а только черной тесемкой обшита, и сереб­

ряный кинжал чуть не до полу. Как он вошел, ему

и крикнул кто-то из нас:

— Poignard! вот дама. Становитесь в пару, сейчас

начнем.

Он — будто и не слыхал, поморщился слегка и про­

шел в диванную, где сидели Марья Ивановна Верзи-

лина и ее старшая дочь Эмилия Александровна

Клингенберг. Уж очень ему этим poignard'ом надое­