Василий Соколов - Избавление

Потом опять он увидел потерявшую строй колонну возвращающихся из Германии ребят и девчат и того узкоплечего, с выпирающими ключицами паренька.

Боже мой, только теперь он узнал его, уверовал в то, что узнал. В согбенной фигурке было столько трогательно близкого, родного - и этот нос с горбинкой... Алеша, сынок!

Почему же он не развернул тогда машину и не догнал колонну?..

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Был полдень. Брало измором солнце. И в тот же день, быть может, часом позже, когда увезли Шмелева, парк Сан-Суси посетил Алексей Костров. В самом Потсдаме, неподалеку от штаба армии, размещался его батальон, и Кострову, ради того чтобы побывать на лоне природы, ничего не стоило пройти по куцей улице мимо особняков и очутиться в парке. Когда подходил к дворцу, откуда доносилась органная музыка, ему захотелось присесть на мраморную лесенку и слушать, слушать: он присел, оперся на колено рукою, склонил голову...

К нему подошел офицер, охранявший дворец, спросил с явным недовольством:

- Товарищ подполковник, с вами тоже плохо? Черт знает, до чего эта музыка людей доводит. Гробит!

- Почему? Откуда вы взяли, что мне плохо и музыка гробит? Неверно.

- То-то уж... - хмуро разглядывая подполковника, ненатурально обрадованным тоном проговорил начальник охраны. - Здесь оказия вышла, морока мне... С командармом Шмелевым беда стряслась.

- Что такое? - бледнея, Костров встал.

- Слушал музыку, и дурно стало. Отвезли в армейский госпиталь. Удар какой-то.

- Простите... - и, ни слова больше не говоря, Костров побежал из парка. Бежал, а в мыслях, а перед глазами стоял командарм, любимый человек, с кем он. Костров, прошел почти всю войну бок о бок, испытал, кажется, все страдания и все муки, которые обрушивались на обоих на этой неспокойной земле.

Прибежал, набросился на сестру в приемной:

- Что с командармом Шмелевым? Он...

- Ничего. Откуда вы взяли, что у него инфаркт, - сестра прикусила язык, поправилась: - Все обойдется...

- Но вы же сами проговорились, что у него инфаркт?.. Хочу пройти в палату, - Костров шагнул по коридору.

Сестра задержала его:

- Товарищ офицер, к больному сейчас нельзя. Ему нужен строгий покой!

- Покой... - машинально проговорил Костров и сел на стул, решил ждать тут, в приемной, пока все не выяснит.

Из палаты вышел Гребенников, сумрачный, какой-то придавленный. Посмотрел безразличными глазами на Кострова, потом обратился к дежурному врачу:

- Надо бы позвать специалистов... Консилиум собрать.

- Уже решено. Да вы не убивайтесь, все, что от нас зависит, будет сделано.

Костров помялся от неловкости, не зная, что делать: ждать ли вот так или уходить.

- Вы кстати прибыли, кстати... Пропустите его, будет поддежуривать... Иногда вместо меня...

Костров на миг обрадовался своей новой роли, будто от него лично и вот от Гребенникова зависел благополучный исход болезни командарма, надел пахнущий стиркой халат и вошел тишайше, на цыпочках в палату. Остановился у входа так, чтобы своим присутствием не привлечь к себе внимания Шмелева. Командарм лежал какой-то короткий, съежившийся, белое, почти бескровное лицо его оживляли лишь красные пятна. На лоб сползали волосы, когда-то одна прядь серебристо пролегала через всю черную шевелюру, подчеркивая красоту лица, теперь все волосы поседели. И эти волосы застили глаза. "Поправить бы..." - мелькнуло желание у Кострова, но он не посмел.

Гребенников столь же мягко и неслышно прошел к койке, сел на стул у ног командарма, глядя ему в лицо.

- Кто в палате... Третий... Пришел? - потухшим голосом проговорил Шмелев.

- Да это со мной... Костров, ты его знаешь, - кивнул Гребенников на офицера, и Шмелев сделал какой-то жест рукой, не повернул, однако, головы и не взглянул на Кострова. Костров вкрадчиво прошел к белой крашеной табуретке у стены и тоже сел. Только теперь командарм и Костров встретились взглядами. В не утративших живой блеск глазах командарма Костров уловил желание жить. Ничего иного, кроме как - жить. Потом глаза командарма увлажнились, в них появились две слезы... И эти слезы стояли, не скатываясь по щекам...

Врач молчаливо, кивком головы дала знать, чтобы покинули палату, и следом вышла сама.

- Ему не нужны лишние волнения. Посидите здесь, - сказала она Кострову, а Гребенникова попросила вообще уйти. "Ну стоит ли начальнику политотдела так убиваться? Может, у вас дел полно", - угадывалось по ее лицу.

- Подежурю и я... Дела не к спеху, не горят, - проговорил Иван Мартынович, сев на стул, и облокотился на расставленные колени, подпер ладонями лицо. Укромно притих в углу и Костров.