Дмитрий Левинский - Мы из сорок первого… Воспоминания

А я? Что я мог предложить ей в 1946 году? У меня за плечами четыре года плена, которые до конца жизни останутся черным пятном в моей биографии и сделают меня человеком «второго сорта». И это в лучшем случае, если не сочтут нужным «изолировать от общества». Если же меня посадят, я нисколько не сомневался в том, что Нина снова станет меня ждать, но заслужила ли она такое наказание? Подобной жертвы с ее стороны я принять не мог, особенно если учесть, что в своих письмах к ней я ни о плене, ни о концлагере не обмолвился ни единым словом. Как поется в песне: «Догадайся, мол, сама».

Вот вернусь в Ленинград, все до мелочей расскажу, и пусть тогда решает — устраивает ли ее такой спутник жизни и будущий отец ее детей? А пока приходилось ждать, не позволяя себе излишней сентиментальности в письмах.

Но это — теория, а на самом деле наша взаимная любовь так и прорывалась наружу в каждом письме, и с ней было не справиться. У Нины тоже не получалось с этим, хотя о моем плене она, конечно, догадывалась. Таких, как я, много было вокруг. Из ее письма от 17 марта: «Дорогой, любимый Димочка!.. Я тебе очень благодарна за твои весточки, какое хорошее чувство испытываешь, когда знаешь, что о тебе думает любимый тебе человек… Кроме тебя мне больше не о ком думать, а о родных — как папа, мама и братишка, поскольку они рядом со мной, можно думать меньше. Пиши мне, дорогой и любимый, чаще, твои весточки придают мне энергию и бодрость, и я некоторое время спокойна, знаю, что ты обо мне думаешь тоже… Любящая тебя Нина. До скорой встречи, любимый…»

И еще из письма Нины от 6 апреля: «…у меня сохранились твои старые письма, как я была рада, когда нашла их в своем столе — они как-то уцелели. Вот когда я поплакала, перечитывая их и вспоминая тебя, поэтому тебе должно быть понятно мое состояние, когда я получила от тебя первую после стольких лет молчания весточку. Для меня тогда самое радостное было одно, что ты жив, ну а потом полезли всякие мысли в голову — я уж и не думала, что ты меня все еще ждешь, хотя и таила надежду… Хотелось бы тебя обнять, но никогда не пробовала, думаю, что не выйдет…»

Все же я, понимая призрачность возможного счастья, пытался снизить накал чувств любимой подруги, пока она все обо мне не узнает.

В письме от 12 марта я писал: «Не забегай вперед, моя дорогая, пока я еще далеко от тебя, не прыгай так высоко в своих чувствах, будь сдержаннее, такой, какой ты была до войны, когда испытывала меня. Ведь я тебе мог бы в каждом письме ударяться в сногсшибательные вещи, но к чему? Будет и для них время. Есть одно стихотворение, начинающееся словами: „Не спеши, невеста, замуж за бойца…“ и т. д. Это правда, хотя и горькая…» Тем не менее Нина четко определила программу на будущее — меньше двух сыновей не хочет, чтобы увековечить обоих дедов. Я же хотел еще и дочку.

За период с октября 1945 по апрель 1946 года мы с Ниной успели обменяться достаточным количеством писем: 65 моих писем плюс те, что не сохранились, и 45 писем от Нины плюс утерянные с годами.

Часто приходилось слышать: «Любовь бывает только в романах». Спорить ни с кем не желаю, но мне искренне жаль тех, кого в этом обделила жизнь. Любовь — чувство взаимное, но в первую очередь каждый должен любить сам, а не только желать, чтобы любили его. И все же любовь должна начинаться с простой человеческой дружбы…

Наконец вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР от 20 марта 1946 года о демобилизации 3-й очереди — это те, чьи года рождения 1919–1921; нас осталось совсем немного с 1939 года, когда мы начали службу.

Полковая школа к 1 Мая должна была выпустить новоиспеченных младших командиров, а начальник штаба полка майор Курков меня все пугал: «Не торопись домой. Может, тебя придется задержать на пару месяцев, как специалиста». В ответ я про себя посылал его куда-то далеко, но тревога оставалась — этого еще мне и не хватало! Документы на отъезжающих уже заготовлены. Отправка ожидается в течение мая.

А пока весь апрель без конца ездили на стрельбы. Кожа на наших лицах от солнца, ветра и пыли задубела и сошла по несколько раз.

В последних числах апреля состоялся вечер для демобилизующихся. Весьма оригинально прошли в Котовске пасхальные дни. Из моего письма Нине от 23 апреля: «Как у вас в Ленинграде встречали Пасху? Упаси бог, если так, как в Котовске. Мне не пришлось идти в караул, как я тебе писал в последнем письме — попал в комендатуру, в патрули. Вот весело было!

День прошел спокойно, чинно разгуливали парочки, погода была замечательная, чирикали соловьи, а ночью зачирикали автоматы. На одной улице кого-нибудь режут, на другой — раздевают, на третьей дом тащат на куски! Ну и ночка была. Одного у нас убили, двоих мы застрелили, кому-то из наших всю физиономию разбили и т. д. и т. п. А в одно из окрестных сел пришлось коменданту послать две машины — целый вооруженный отряд на оцепление. Вот как у нас встречали Пасху! А на другой день опять была хорошая погода, звонили колокола, и мирно разгуливала публика по городу — как ни в чем не бывало…» Тут ни убавить и ни прибавить.