Иоанна Хмелевская - Шутить и говорить я начала одновременно

Зато примерно в то же время у меня зародилась любовь к автомобилям. Шофер директора моего отца держал машину дома, а жил он недалеко от нас и, когда ехал на работу к своему директору, по дороге забирал и меня, подбрасывал к школе. Я клянчила – дай мне повести машину. Шофер, молодой парень, наконец не выдержал, допустил меня к баранке и заходился от смеха, когда под моим управлением машина ехала от одной бровки мостовой до другой. Ежедневная тренировка сделала, однако, свое дело, и мне удалось научиться ехать прямо. Поначалу не хватало ног для нажатия на педали, но потом и с этим я справилась. И автомобильная страсть овладела мной на всю жизнь.

До этого я пыталась ездить на мотоцикле с коляской, и он не вызвал у меня восторга. Такой мотоцикл был у дружка Янкиного брата, я, естественно, приставала как банный лист – дай сесть за руль. За городом, на проселочной дороге, меня допустили к рулю, и ничего хорошего из этого не получилось. Принципы вождения я уже знала, села за руль и заехала в кювет. К счастью, все обошлось благополучно. Я и не знала, что коляска так тянет в сторону. Освоившись с коляской, научилась ездить и на мотоцикле, но у меня быстро немела правая рука, и я поняла, что мотоцикл – не машина моей мечты.

Я уже не раз говорила о том, что в трудные послевоенные годы больше всего докучала нехватка денег. Мы с Янкой пытались торговать чулками, но заработок был ничтожный, пришлось вернуться к обычному для меня приработку – занятиям с отстающими учениками. Тяжелый это хлеб! И сил много кладешь, и денег мало зарабатываешь. А уж при моем характере каких нервов это стоило – не расскажешь. Ведь обучать приходилось самых безнадежных балбесов, от которых отступились и школа, и даже родители.

Осталась в памяти одна из моих учениц, некая Марыся Л. Не назову ее фамилию, не хочу позорить ее родных. Марыся была моложе меня на два года, и все свои силы – телесные и душевные – отдавала одной, но всепоглощающей страсти – любви к владельцу магазина с коврами на площади Унии. Магазин назывался «Тегеран», для Марыси это было имя возлюбленного, и оно не ассоциировалось для нее ни с каким географическим понятием. Часами околачивалась девушка у «Тегерана», а ее Тегеран не обращал на нее никакого внимания. Мы с ней проходили польскую литературу, Кохановского, я что-то пыталась вбить в ее тупую башку, на нескольких уроках твердила одно и то же, до нее не доходило. У меня уже язык заплетался и в горле пересыхало. В полном отчаянии я спрашивала свою дуру:

– Так какие чувства выражает Кохановский к Урсуле в своих «Плачах»? [24]Отвечай, какие чувства?

Эта идиотка долго-долго думает и, наконец, с чувством произносит:

– Пламенную страсть!

Остается лишь головой биться о стенку.

По причине стесненного денежного положения я старалась, что могла, делать своими силами. Когда мне было двенадцать лет, Тереса научила меня делать себе маникюр, и это умение оказалось бесценным для меня, на маникюршу я долгие годы ни гроша не тратила. А Тереса совершенно несправедливо пострадала за свой благородный поступок.

К нам в Варшаву она приезжала на субботу и воскресенье каждую неделю. Усталая с дороги и распарившаяся в поезде, она ввалилась в квартиру с криком «Пить!» и, схватив чашку с мыльной водой, оставшуюся после приготовления мною маникюра, осушила ее одним духом, приняв за чай с молоком. Потом устроила жуткий скандал, инсинуируя, что родичи специально приготовили ей эту отраву. Ничего, за нее она мне отплатила в свое время. Вот опять придется забежать вперед.

Каждый приезд Тересы означал генеральную уборку. У Тересы это стало манией – наводить в квартире порядок, причем наводила она его по-своему: все, что, по ее мнению, валялось в квартире без толку, она прятала куда попало, убирая с глаз подальше лишнее и тем самым наводя в квартире порядок. Совала куда угодно, найти после нее пропавшие вещи было очень трудно.

Я уже училась в Архитектурной Академии, мне предстояло сдать экзамен по истории польской архитектуры. Учебников тогда практически не было, на лекциях мы сами записывали вслед за преподавателями уроки. Мои конспекты лекций пользовались славой на курсе. Я очень любила историю архитектуры, преподавали нам великолепно, и конспектировать любимый предмет было одно удовольствие. И вот оказалось, что мои конспекты исчезли. Записывала я их на листах большого формата в клеточку, набралась толстая пачка курса истории польской архитектуры, и теперь этой толстой пачки нигде не было.