Жан Батист Баронян - Артюр Рембо

Подобно Полю Дюпре, Жорж Изамбар видел, что этот отличник, этот «хрупкий и застенчивый Мальчик-с-пальчик», в самом деле не такой, как все, что в нём есть нечто особенное, даже исключительное.

Со своей стороны, юный Рембо, поощряемый этим наставником, удвоил усердие и старался предъявлять ему безупречно выполненные задания. Но больше всего он мечтал о том, чтобы стать его другом.

Было заметно, что, привязавшись к Жоржу Изамбару, прислушиваясь к его мнению и рекомендациям, Рембо преобразился, расцвёл. И дома с родными, и в школе с некоторыми товарищами по классу он становился всё менее отчуждённым, замкнутым и скрытным. Он уже не боялся сказать тому, кто желал его услышать, особенно своей непреклонной матери, что для него в жизни имеет значение только поэзия.

Но каких авторов надо читать в первую очередь, чтобы проникнуть в глубины столь таинственного искусства, как поэзия, в этот величественный, богатый, завораживающий и полный высоких истин мир?

Франсуа Вийон, Пьер Ронсар, Андре Шенье, Виктор Гюго, Альфред де Мюссе, Теофиль Готье, Алоизьюс Бернар, Шарль Бодлер, Теодор де Банвиль, Альбер Глатиньи… От этих славных имён кружилась голова. А были ещё новые авторы, которых он открыл в выпусках «Современного Парнаса» и стихами которых увлекался: Леконт де Лиль, Франсуа Коппе, Эммануэль Дезессар, Эрнест Д’Эрвилли, Жан Экар или самый меланхоличный и элегичный из всех Леон Дьеркс…

Изамбар в это не вмешивался. Он лишь наблюдал за тем, что именно так жадно читает его протеже из поэзии и прозы, даже если то были произведения, на его взгляд, ничего не значащие. Он был убеждён, что для всякого, кто хочет научиться писать, нет лучшей школы, чем поближе узнать гигантское пространство литературы. Артюру же было только того и надо — поглощать книгу за книгой.

Госпожа Рембо не могла не заметить серьёзного изменения в поведении сына. Она не усмотрела в нём ничего хорошего, обеспокоилась и вскоре, проведя небольшое расследование, обнаружила, что Артюр распутничает, наслаждаясь втихомолку чтением безнравственных книг писателей, включённых в список запрещённых авторов. В начале мая 1870 года она отправила Изамбару письмо:

«Господин Изамбар, я как нельзя более признательна вам за всё, что вы делаете для Артюра. Вы направляете его советами, даёте ему дополнительные внеклассные задания, на подобное попечение мы не имеем никакого права.

Но есть такое, чего я не могу одобрить, например, чтение книг вроде той, что вы дали ему несколько дней назад (отверженные В. Гюгота), вы должны знать лучше меня, господин профессор, что следует быть очень осторожным в выборе книг, которые намерены предложить детям. И я думаю, что эту Артюр раздобыл без вашего ведома, было бы опасно разрешать ему подобное чтение.

Имею честь изъявить вам своё уважение,

Тогда же в крайнем раздражении она пришла к главе коллежа с жалобой на Изамбара, и начальство попросило того как можно скорее лично с ней объясниться. Напрасно он уверял её в чистоте своих намерений, в том, что он одолжил юному Артюру не «Отверженных», а «Собор Парижской Богоматери» — чтобы подросток «познакомился с местным колоритом» {5} 5 Izambard Georges. A Douai et à Charleville/ Kra, 1927. для лучшего выполнения задания по французскому. Госпожа Рембо настаивала на своих обвинениях, заявив Изамбару, что он нечестивец, который сделал её невинного мальчика соучастником своего гнусного вероотступничества.

Этот инцидент имел для госпожи Рембо неожиданные последствия: он лишь укрепил взаимную привязанность Артюра и Изамбара, который убедился в том, что его лучший ученик действительно оказался жертвой «домашней тирании» {6} 6 Ibid. . Рембо, со своей стороны, уже не боялся показывать ему тексты собственного сочинения и просить у него откровенного и подробного отзыва о каждом из них. Это были «Ощущение», «Credo in unam» [7] «Верю в Единого» (лат.) — более ста шестидесяти александрийских стихов. , «Офелия», «Бал повешенных», «Наказание Тартюфа»… И даже «Новогодние дары сирот», стихотворение, напечатанное в «Журнале для всех», которым он гордился. Ведь это издание предоставляло свои страницы таким знаменитым авторам, как Андре Шенье, Виктор Гюго, Марселина Деборд-Вальмор и Альфред де Мюссе!

А ещё стихотворение из девяти строф «На музыке», в котором Артюр с удовольствием клеймит, сочетая меткость, проницательность, едкость и чувственность, «одышливых» обывателей Шарлевиля, которых «душит зной», «рантье с лорнетами», «тучных дам», «клубы отставных бакалейщиков», ковыряющих песок своими тростями с набалдашниками, служивых, «упивающихся рёвом тромбонов» и «заигрывающих с детьми, чтобы обольстить их нянек»… Все они собираются воскресными вечерами на Вокзальной площади вокруг павильона и «жалких лужаек». В трёх последних строфах стихотворения он вывел на сцену самого себя: