Михаил Рабинович: Записки советского интеллектуала

Можно утверждать, что именно Михаил Григорьевич, опираясь на собранный при раскопках материал, в серии статей и монографий 1940–1960-х годов заложил основы археологического москвоведения, создав системный подход к изучению и охране культурного слоя Москвы эпохи Средневековья и, что оказалось важным впоследствии, раннего Нового времени. Он создал тот фундамент, на который опираются и долго еще будут опираться его коллеги-археологи и просто любители московской старины.

Думается, что истинную известность и любовь читателей Михаилу Григорьевичу снискали именно его ранние работы по археологии средневековой Москвы. На этих трудах выросло несколько поколений исследователей. На фоне невеселой, в общем, картины московской археологии послевоенных десятилетий Михаил Григорьевич выделялся и как личность, и как ученый. Многие из нас начинали работать, постоянно прислушиваясь к его тонким наблюдениям. Достаточно вспомнить мягкую улыбку этого красивого и крупного человека, отражавшую тихое внутреннее веселье и доброжелательное отношение к людям; его ласковые, немного навыкате глаза — и на душе делается покойнее, теплее. Интеллигентный, разносторонний, терпимый к чужим мнениям, прекрасно образованный, всегда готовый прийти на помощь старший товарищ — таким он запомнился нескольким поколениям исследователей Москвы.

Можно только пожалеть, что Рабинович стоял во главе Московской археологической экспедиции всего пять лет (1946–1951), что в эпоху борьбы с «космополитизмом» и «сионизмом» пресловутый «пятый пункт» анкеты и откровенно еврейская фамилия заставили его по прямому требованию руководства сдать экспедицию партийному выдвиженцу с «говорящей» фамилией Дубынин.

Правда, Михаил Григорьевич не расстался с московской археологией. В течение 16 лет он читал на историческом факультете Московского государственного педагогического института разработанный им курс «Археология Москвы». Он участвовал в создании археологического отдела и экспозиции Музея истории и реконструкции г. Москвы, продолжал обрабатывать накопленный материал. Вплоть до последних лет своего пребывания в России Михаил Григорьевич не терял живого интереса к раскопкам в городе, был постоянным, заинтересованным консультантом больших работ, развернувшихся в 1990-х годах; его внимание немало способствовало успеху их организации. Но главной сферой интересов Рабиновича как ученого постепенно стала не столько археология, сколько этнография средневекового города, — ей он отдал вторую половину жизни.

В 1957 г., когда ситуация в стране изменилась в лучшую сторону, Рабинович вернулся в систему Академии наук и с 1957 по 1997 г. работал в Институте этнографии АН сначала старшим, потом ведущим научным сотрудником, а затем, несмотря на пресловутую фамилию, одним из руководителей отдела этнографии восточнославянских народов. Такое возможно было в относительно либеральной обстановке этого академического института; Арциховский, специфический выговор которого не могут не воспроизводить все, кто был с ним знаком (в том числе и Михаил Григорьевич [2] Читатель без труда «расшифрует» этот несложный ход: затруднение могут представлять только названия археологических памятников — вместо «Днездовстий модильнит» следует читать Гнездовский могильник и т. п. ), шутил по этому поводу: «Тто в институте этнодрафии настоящий русстий бодатырь?» — и, не получая надлежащего ответа, с удовольствием отвечал сам: «Михал Дридорьевич Рабинович!» Действительно, для фигуры Михаила Григорьевича в зрелые годы подходили, пожалуй, былинные эпитеты «статный» и «дородный».

Но, конечно, значение этой «фигуры» отнюдь не сводилось к «представительности». Научный авторитет Рабиновича был гораздо выше, чем ему «полагалось» по штатной должности. В течение многих лет он состоял членом ученых советов Института этнографии РАН, Исторического музея, Государственного музея антропологии и этнографии в Петербурге, Музея истории Москвы, музеев Московского Кремля, до 1997 г. входил в Экспертно-консультативный совет при Главном архитекторе Москвы. При этом его научные возможности оказались в определенном смысле уникальными.

Археолог и историк по образованию, Михаил Григорьевич, с молодых лет сотрудничавший с этнографами, возродил научную дисциплину, которой занимались классики отечественной науки, в том числе знаменитый И. Е. Забелин, и которую можно назвать исторической этнографией, наукой, синтезирующей данные археологии, истории и этнологии.