Следующим крупным «полевым проектом», начатым Михаилом Григорьевичем в Москве, стали широкие раскопки в Зарядье. Их необходимость была вызвана начинавшейся безумной «очисткой» этого древнейшего района города под строительство гостиницы «Россия». Впрочем, Рабиновичу удалось проработать в Зарядье лишь первые сезоны: начавшаяся кампания борьбы с «космополитизмом» прервала его быстро и успешно развивавшуюся карьеру археолога Москвы. А затем случилось то, о чем говорилось выше, — он был уволен из Института по причине «несовместимости» его фамилии с должностью руководителя археологических работ в Москве. Борьба за справедливость ни к чему не привела, да и не могла, разумеется, в тогдашних условиях привести. Раскопки в Москве, кстати, были приостановлены на несколько лет. Рабинович, в общем, «легко отделался». Если не считать таких «пустяков», как отстранение от любимого дела и понижение зарплаты в несколько раз.
Об этих гонениях, так же как и о своем упорном сопротивлении травле, Рабинович рассказал в мемуарах с впечатляющими подробностями. Но Михаил Григорьевич продолжал работать в Музее истории и реконструкции Москвы, где с 1947 по 1957 г. заведовал археологическим отделом, а в 1953–1957 гг. был заместителем директора по научной части.
Последняя возможность изучить древнейшие объекты города открылась для него уже после вынужденного ухода из Московской экспедиции, при строительстве Дворца съездов в Кремле (на рубеже 1950–1960-х годов). Правда, эта «хирургическая операция» по встраиванию Дворца в исторический ансамбль Кремля была настоящим преступлением, да и условия для исследований были самые ограниченные. Но все же это были первые серьезные археологические работы в Кремле, прежде совершенно недоступном для археологов. Михаилу Григорьевичу удалось получить первые сведения о ранней топографии и особенно об укреплениях домонгольской Москвы. Правда, он и те ученые, которые с ним сотрудничали и поддерживали его точку зрения, несколько удревнили даты открытых ими памятников. В их глазах история древнейшей крепости начиналась в X в., задолго до первого упоминания Москвы в летописи. Сегодня это общее для историографии того времени положение представляется ошибочным: большинство историков сходится во мнении, что Москва не выросла из родового славянского поселка, а была возведена единовременно в середине XII в. как княжеская крепость. Разница здесь не только хронологическая, но и принципиальная. Уже в ходе раскопок с Рабиновичем спорили ученые, работавшие рядом, — например, столь нелестно характеризуемая им Т. В. Равдина настаивала, что в Кремле нет слоев не только X, но и XI в. Тем не менее сам факт открытий внутри Кремля стал неожиданным и ярким событием в хронике городской жизни, а обнаружение древнейших крепостей — выдающимся вкладом в историю Москвы, давшим материал для последующей дискуссии и реинтерпретаций.
Следует отметить, что Михаил Григорьевич в воспоминаниях сравнительно мало рассказывает о научных результатах своих исследований в Москве, которые далеко не ограничиваются полевыми работами и отчетами. При поддержке известного историка архитектуры и искусства Н. Н. Воронина (который с конца 1930-х годов прилагал все возможные усилия для развития охраны памятников старины и изучения средневековых городов) Рабинович принял активное участие в начатом с 1947 г. издании серии основополагающих сборников по московской археологии, первый из которых вышел под редакцией А. В. Арциховского. В нем и в последующих четырех томах Рабинович не только опубликовал материалы своих исследований, но и разработал, по материалам Гончарной слободы, первую достаточно полную систему керамической стратиграфии Москвы. Эта хроностратиграфическая шкала (без которой не может считаться надежной археологическая хронология никакого памятника) сохраняет значение и по сей день, несмотря на появление ряда гораздо более разработанных и детальных систем (опубликована в большой и очень информативной статье, «втиснутой» в очередной том Материалов и исследований по археологии Москвы). Ему принадлежит и первая монография по археологии Москвы (написанная достаточно живо для того, чтобы стать одновременно популярным чтением), в которой проанализирован культурный слой, нарисована картина распространения его в центральных районах Москвы, даны точные вещеведческие характеристики отдельных пластов, предложен общий очерк материальной культуры города до конца XVII в. («О древней Москве». М., 1964).
Читать дальше