Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных - Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI

Я остался один.

Некоторое время я стоял, смотрел на примятую траву и след босой человеческой ноги. Шагов десять отпечатки были отчетливо видны на мокрой земле, но дальше начиналась другая лужа, а позади нее черный лес. Бежать за вором и убить его бесполезно. Он уже выиграл время и расстояние, погоня окажется безрезультатной, тем более трудно будет найти след на другой стороне воды и затем не потерять его в лесу. Да и что бы это дало? Принудить Долговязого идти со мной нет возможности, он уйдет в любое время. Он — не товарищ по несчастью, раз так — значит хорошо, что его нет. Тем лучше. Все сразу выяснилось.

Теперь надо думать дальше. Спичек нет. Без огня спать в лесу нельзя. Ночью нападут звери, и все будет кончено.

Кормиться в лесу без оружия тоже нельзя. Что же делать? До фактории далеко, много дней пути. Нужно перейти заболоченную низину, переправиться через кишащую крокодилами реку, войти в многоярусную гилею и там найти дорогу. Это сделать одному человеку нельзя. Значит…

Значит остается умереть.

Чего еще думать… Ну, чего? Как ни верти, ответ будет тем же, ясным, коротким и неумолимым — смерть. Причем покончить с жизнью лучше всего поскорее, чтобы не выносить мучений, не обманывать самого себя, не ждать ночи и смерти в когтях зверей. Умереть нужно сейчас.

С лихорадочной поспешностью я начинал обдумывать варианты своего конца! Ночь, звериное рычание, вопль отчаяния, жалкая оборона или бегство, вид собственного тела, разрываемого на части, будет еще работать сознание.

Другой вариант. Тот же конец.

Третий. Тот же.

От нервного напряжения заболела голова. Вошел в воду и побрел вперед, думая о другом. Четвертый… Пятый… Все бесполезно.

Смерть.

Смерть.

Смерть.

Наклонился, зачерпнул воду и намочил голову. Что-то толкнуло в лоб. Резко вздрогнул и откачнулся. Петля!

Это была петля из тонкой зеленой лианы, одна из тысяч петель. Ничего особенного — обычная петля, ее завязал грозовой вчерашний шквал, сегодняшний развяжет. Я остановился и минуту смотрел на нее. Мысли неслись таким вихрем, что трудно было сосредоточиться, осознав необходимое и обязательное. С особой ясностью представил нападение зверей и весь беспредельный ужас последней минуты! Я решился…

Неподалеку из воды косо торчал невысокий сломанный ствол поваленного грозой дерева. Прямо над ним лениво покачивалась тонкая гибкая лиана, свесившаяся с ветви раскидистого дерева. Хлюпая по воде, я решительно подошел, скользя коваными сапогами по мокрой коре, взобрался на пень, став на цыпочки, завязал петлю над своей головой. Потянул. Лиана выпрямилась как струна, петля опустилась настолько, что ее можно было надеть на шею и, спрыгнув с пня, повеситься по всем правилам проверенной веками техники.

Готово.

Я вздохнул, просунул голову в петлю, оттягивая ее книзу двумя руками.

Упоительно выглядит мир, если смотреть на него из петли! Было часов пять — в гилее лучшее время дня. Над головой — голубое и безоблачное небо, вокруг — блистающий красотой лес, украшенный разноцветными пятнами цветов, ярких листьев и пестрых птиц, внизу — синее зеркало лагуны, в которой отражаются все живописные подробности этой прелестной картины. Вот поднялось легкое облако бабочек, закружило над водой, в синей глади задрожали желтые отражения, как второе чудесное облако, летящее снизу навстречу первому. У меня колени дрожали мелкой противной дрожью. Стайка ярких попугайчиков спустилась на нижнюю ветку.

— Ха-ха! — крикнул один мне прямо в ухо. Я с трудом поднял голову. Птица с любопытством наклонила голову, черный глаз насмешливо заглянул прямо в мои глаза.

— Ха? — спросил попугай.

— Нет. Не боюсь! — ответил я. — Дрожу не я, а мои колени. Равнодушно умирает животное, я — человек, и моя воля сумеет превозмочь тело. Петля — только необходимость, понимаешь? Я не побежден и не сдаюсь! Ты увидишь лишь уничтожение. Но жизнь прекрасна. Да здравствует жизнь!

И сейчас же всем нутром я понял, что дело не решается самоубийством. Именно в лесу я ощутил, как во мне растет что-то новое, большое и очень важное — мысли, которые становятся уже мировоззрением. Они требуют действия. Труда. Борьбы. То есть радости жизни, вот тогда я найду себя и буду нужен. Раз так, то умирать нельзя, надо жить. Я должен жить, чтобы бороться за великое дело свободы на земле.

— Ха-ха-ха! — подавился от смеха попугай.

Я задрожал от ярости. Жизнь так значительна, так много нужно узнать и должно свершить! Все же сегодня ночью это здоровое и сильное тело будут рвать голодные звери, и мой предсмертный крик сольется с их торжествующим воем. У меня нет выхода.