Виктор Тельпугов - Все по местам !

- Зимовец!

- Ну...

- Какой сон видишь?

- Так, ерунду всякую.

- Злишься. А зря, между прочим. Я действительно ничего не надумал.

- О чем ты?

- Вот видишь! Забыл уже, о чем речь шла, а все еще рычишь! Как тебе нравится Ина? А?

- Я давно заметил, они иной раз решительней нас бывают.

- Когда это давно? И кто - они?

- Девчата. С нашим командиром роты жена на войну отправилась. Ее не пускали - она тайком в лес прибежала.

- Так и не ушла больше?

- Пока мужа не ранило, в роте была. И в санбат - тоже с ним.

- Война проверяет людей, Зимовец. Всем беспощадную проверку устраивает. И тут уже все наружу. Всяк свое место ищет и находит в полном соответствии с тем, к чему годен, на что способен. Тунеядская натура спешит на базар, жена командира в бой за мужем торопится. Ты думал об этом? Каждый человек напоминает мне гироскоп автопилота. Ротор его разогнан до предельной скорости и теперь стремится сохранить свое положение в пространстве.

- Лекции Каганова для тебя бесследно не прошли. Это гироскопическим эффектом называется.

- Вот именно. Ну, ты согласен с моей философией?

- В философии я не силен. Образование не то. Но мысль интересная. Ты после войны трактат напиши.

- После войны, думаю, все по-другому видеться будет. Сейчас вот здорово все проступает в каждом человеке - чем кто богат, чем кто нищ, кто способен на подвиг, кто на подлость. Ты присмотрись хорошенько к людям.

- Интересно, слов нет. Только, кажется мне, не совсем ты прав, Слобода. Твоя философия на каждом человеке вроде бы точку ставит. Один такой, сякой, разэдакий, и пет у него никаких видов на то, что когда-нибудь лучше станет. Другой просто ангел, перышко воткни - вспорхнет. Был всегда хорошим, стал еще прекраснее. В жизни все сложнее, по-моему. Любого человека возьми. Того же Устименко. Ты знаешь, я о нем не высокого мнения, но если с ним подзаняться, как с нами в комсомоле возились, горы свернет для общего дела.

- Я об Устименко плохого не думаю.

- Ну ладно, бог с ним, с Устименко. Тарас Тарасович тебе подойдет? По твоей теории потерянный человек. А на самом деле просто руки у нас не доходят до каждого.

- Сейчас не доходят, но раньше ведь доходили?

- Раньше не все в нем было видно, как сегодня. Тут я не спорю.

- Значит, мы оба правы.

- Хочешь, от твоей теории останется сейчас одно воспоминание?

- Ну?

- Глаза у тебя сегодня грустные, и сам ты весь скис. Раньше, тем более до войны, ты, наверное, не такой был. Где же твоя теория?

- Демагог ты, Зимовец.

- Опять трещит по всем швам твоя теория - до войны я демагогом не был. Знаешь, кем был Зимовец до Великой Отечественной?

- Кем?

- Голубятником. Если бы ты знал, Слобода, каких голубей гоняли мы с ребятами! Каких голубей!..

- Мраморных гоняли?

- Спрашиваешь!

- А мохноногих?

- Сколько хочешь!

- И турманов?

- По турманам я самым главным специалистом был...

Глава 9

Кабинет Строганова, к которому Слободкина срочно вызвали, выглядел сегодня необычно. Всюду - на столе, на подоконниках, на стульях и даже на полу-лежали горы каких-то свертков. Пока парторг заканчивал телефонный разговор, Слободкин успел прочитать на одном из свертков строку, крупно и четко выведенную чьей-то старательной рукой - Фронт. Славному защитнику Родины.

- Объяснять что-нибудь надо? - положив трубку на рычаг, спросил Слободкина Строганов.

Сергей растерянно переступал с ноги на ногу. Он все еще не мог поверить в то, что выбор пал именно на него.

- Секретарь ваш обкомовский зубами в меня вцепился, отпустите да отпустите фронтовика, как нашего общего представителя. Одним словом, собирайтесь. Слободкин. Тем более что с вашими желаниями это, кажется, совпадает?

Строганов подошел к Слободкину поближе, заглянул ему в глаза.

Совпадает! Откуда только берутся такие неточные, приблизительные слова? Слободкин готов был навьючить все эти свертки на себя и пешком по весенней распутице шагать до самого фронта. Сейчас же, сию минуту...

- Когда ехать, товарищ Строганов?

- Ехать! Вы плохо знаете своего секретаря. Он с меня еще и самолет стребовал! У вас, говорит, есть там одна удочка, дайте ее на два денька. Я ему объясняю, удочка еле дышит, вот-вот вовсе развалится, он знай свое - дайте, а то не поспеем к празднику.

- К празднику обязательно надо успеть, - сказал Слободкин.

- Второй Радволин! Хватка у вас, я доложу, мертвая! Что у одного, что у другого.

Строганов взял со стола один из свертков, аккуратно развязал бечевку, бережно, не разрывая бумаги, начал извлекать содержимое.