Иван Бережной - Два рейда

— Не многовато? — иронически спросил начштаба.

— Ну тогда армию, — не сдавался Ефремов.

— Вы серьезно?

— Вполне серьезно, — поддержал я Степана. — Дальше на запад простирается партизанский край…

Беседа затянулась далеко за полночь. Мы рассказали о мобилизации и подготовке пополнения. Вручили списки. Офицеры штаба дивизии интересовались обстановкой в глубине обороны противника. Мы подробно отвечали на вопросы.

Утром гвардейцы по списку приняли от нас пополнение.

— Передайте всем партизанам большое спасибо, — сказал командир дивизии. — Может, вы в чем нуждаетесь? Поможем.

— Патронов не мешало бы, — сказал я.

— Сколько вам?

— На первый случай автоматных тысяч триста, — упредил меня Ефремов.

— Ну и замахнулся! — рассмеялся генерал.

— Для вас это капля в море, — поддержал я Степу, рассчитывая выторговать хотя бы половину.

— Сколько в вашем отряде людей? — спросил комдив.

— Около трех тысяч, — ответил я, приврав наполовину.

— Солидно… Хорошие вы хлопцы. Много наслышан о вашем командире Сидоре Артемовиче Ковпаке, боевых делах отряда. Вы помогли мне, выручу и я вас из беды, — сказал генерал и обратился к подполковнику с артиллерийскими погонами — Как, товарищ начальник артиллерийского снабжения, дадим?

— Что вы, товарищ генерал, триста тысяч? — ахнул подполковник. Видно, ему нелегко доставались боеприпасы.

— Товарищ подполковник, вы гвардеец и должны знать, что слово гвардии генерала нерушимо! — нахально заявил Ефремов, заставив меня покраснеть.

Генерал покачал головой, улыбнулся и сказал:

— Ну и хитры! Одним словом, партизаны… Если вы просите триста тысяч, то думаете получить полтораста, но я вам дам сто тысяч, — он раскатисто засмеялся, довольный выдумкой, и подтвердил свое приказание начальнику артснабжения. Извинился перед нами: — Меня ждут дела. Передайте вашим командирам и всем партизанам привет и наше гвардейское спасибо. До свидания. Может, еще встретимся…

Генерал крепко пожал нам руки и ушел.

Мы были рады и такому подарку, тем более что больше мы не могли увезти.

Возвращаясь в отряд, мы на полпути встретили большой бычий обоз. Оказывается, Вершигора в Киеве получил пушки, снаряды, патроны и много других грузов, все это на автомашинах отправил в Овруч. В соединение прислал радиограмму, чтобы в Овруч за грузом направили обоз.

Из Киева Вершигора возвратился 2 января 1944 года. К этому времени почти весь груз был доставлен в Собычин. Теперь уже никто не сомневался, что не сегодня-завтра соединение выступит в новый рейд. И тут пришла весть, которая взбудоражила всех партизан и положила начало новой истории соединения. Ковпака отзывали в Киев, а вместо него назначался Петр Петрович Вершигора.

По-разному встретили бойцы отъезд Ковпака и назначение Вершигоры. И не удивительно. Ведь с Ковпаком они делали первые шаги на трудном, опасном партизанском пути, за два года прошли тысячи километров по тылам врага, провели множество боев. Все успехи связывали с именем Ковпака. Люди так привыкли к нему, так верили в него, что не мыслили существования соединения без Ковпака.

Вершигору партизаны, особенно разведчики, тоже любили и, не колеблясь, шли с ним в бой. Но это было тогда, когда чувствовали за своей спиной Ковпака и Руднева, знали, что они зорко следят за ходом боя и вовремя исправят возможную ошибку. А как теперь?

Ветераны отряда сомневались в способностях нового командира. Даже то, что Петр Петрович, отдавая приказ или разговаривая с провинившимися, никогда не повышал голоса, склонны были расценивать как нерешительность и; слабохарактерность. Настораживало и то, что Вершигора не являлся кадровым военным.

— Он сугубо штатский человек, — говорили некоторые, намекая на то, что Петр Петрович по профессии кинорежиссер. — Ни тебе командирской выправки, ни военной подготовки. Какой из него командир? Даже неряху отчитать как следует не может. Одним словом, интеллигент…

Я не разделял этого опасения. Командуя тринадцатой, а затем разведывательной ротами, я полтора года находился в непосредственном подчинении Бороды, как называли разведчики Вершигору, участвовал во многих боях и видел, как он от боя к бою постигал основы командирского дела. У меня с Петром Петровичем установились близкие отношения. Не один вечер мы провели в откровенных задушевных беседах, я хорошо узнал Вершигору.

Действительно, Петр Петрович не был кадровым офицером. Военным его сделала война. Искусству воевать ему пришлось учиться прямо на поле боя.