Иван Бережной - Записки разведчика

Конец февраля. Ранним утром мы с коноводом Корсиковым выехали из села, где располагалась часть. Наш путь лежит в город Ливны, в штаб армии, где я должен был оформить назначение на курсы разведчиков.

Застоявшийся конь, екая селезенкой, идет резвой рысью, поскрипывают по укатанной зимней дороге подрезы полозьев. Злой мороз хватает за щеки и нос. Вокруг все бело от снега.

Дорога ведет через холмы и балки, через молчаливые села и хутора. Встречаются обозы с различным грузом для нашей дивизии. Корсиков все время говорит – изливает свое горе. Он беспокоится о судьбе семьи. Жена и дети остались в Харькове, оккупированном немцами. Что с ними? Я тоже ничего не знаю о своей семье, но сочувствую Корсикову и успокаиваю:

– В свете не без добрых людей, помогут перебиться в трудных условиях. Встретишь свою Наталку с дочурками.

Корсиков верит, надеется…

Вдруг подул обжигающий восточный ветер, и колючие снежинки заплясали в бешеном вихре. Перед нами в снежной крутоверти выросло село. Из труб клубами валит дым и, подхваченный ветром, тут же рассеивается. На улице ни души. Даже собаки и те лениво лают, не покидая своих конур. Под напором ветра поскрипывает где-то калитка, да на крыше избы неутомимо вертится млынок, сделанный детскими руками.

От села повеяло родным, с детства знакомым уютом. Потянуло к теплу, к домашнему очагу. На миг представилось родное село Нагольное в Воронежской области. Хата, а у горящей печки мама с ухватом. Родная, хорошая мама! Сколько сказок она нам с братом пересказала у горящей печки зимой…

Так и тянет зайти в дом. Но мы проезжаем без остановки.

Корсиков замолк. На меня нахлынули воспоминания. Мысленно переношусь в довоенное время, на Полтавщину, в военный лагерь на живописном берегу реки Псела, где меня застал сигнал боевой тревоги. Мы недоумевали тогда, чем вызвана тревога. И вдруг узнаем – война! А через несколько дней прощаемся с родными и Полтавой, уезжаем на фронт. Эшелон осаждают женщины и дети. Последние рукопожатия, прощальные поцелуи. В хаосе криков и женского плача простился и я с женой и полугодовалой дочуркой. Эшелон тронулся. Провожающие бегут рядом с вагонами, кричат вслед уходящему поезду, но стук колес заглушает их голоса.

С тех пор прошло восемь военных месяцев. Многих моих товарищей уже нет в живых…

Мне припомнился первый налет вражеской авиации, а затем месяц непрерывных упорных боев на реке Сож. Первые радости побед и горечь отступления…

Особенно запомнился мне день, когда меня принимали в ряды Коммунистической партии. Полк вел тогда тяжелые бои под Новгород-Северским. Я только что вернулся из разведки, как меня вызвали на бюро.

Заседание партийного бюро проходило в блиндаже комиссара полка. Взрывы снарядов временами встряхивали перекрытие. С потолка и стен осыпалась сухая глина.

Я давно ожидал этого момента и тщательно к нему готовился. Часто задумывался над вопросом: подготовлен ли к вступлению в партию? Вот и теперь, входя в землянку, я в который уже раз продумывал свое выступление. Мысли не слушались.

Но мое выступление не понадобилось.

Секретарь партбюро зачитал мое заявление и остальные документы. Члены бюро поинтересовались моей биографией. И тут-то оказалось, что говорить мне нечего. До 1937 года учился в школе, а затем добровольно пошел в Красную Армию. В 1939 году после окончания военного училища прибыл в полк командиром взвода конных разведчиков. Вот и всё.

Вопросов было мало. Члены бюро знали меня с первого дня моего пребывания в полку.

И вот меня поздравляют с приемом в ряды Коммунистической партии. И хотя прием прошел не в такой торжественной обстановке, какую я рисовал в своем воображении, тем не менее, выйдя из блиндажа, я почувствовал себя словно выросшим, возмужавшим. В моей жизни произошло знаменательное событие, навсегда определившее мой жизненный путь.

…В первых числах октября был получен приказ оставить оборону на реке Десне и совершить марш в глубь Брянских лесов.

Темная осенняя ночь. Лесная дорога, разбитая обозами и размытая дождями. Солдаты идут усталые и злые. Во мраке слышно хлюпанье жидкой грязи под ногами сотен людей. Никто не счищает ее с сапогов – бесполезный труд. Идут молча, каждый с тяжелой думой. Падают, подымаются и снова идут. Время от времени по лесу раздается приглушенное: «Раз, два – взяли! Еще – взяли!» Это артиллеристы помогают лошадям вытаскивать орудия, увязшие в грязи. Усталость сковывает тело, ноги еле передвигаются. Некоторые на ходу засыпают и валятся в грязь. Командиры отделений всех своих людей держат при себе, помогают отстающим.