Иван Бережной - Два рейда

— Какую? — поинтересовался Бакрадзе.

— Не надо было начинать войну с Россией, — ответил пленный.

— Об этом следовало подумать в сорок первом году, — сказал Колесников.

Во время допроса пленных Саша Гольцов с двумя белорусскими крестьянами, вооруженными вилами, привел здоровенного гитлеровца, одетого в солдатские брюки и гимнастерку. С первого взгляда было видно, что обмундирование на нем с чужого плеча. Вызывало подозрение и то, что с его появлением пленные замолчали, словно воды в рот набрали.

— В соседней деревне захватили, — доложил Саша Гольцов. — Возвращаемся с задания, смотрим — пожар. Слышна стрельба. Мы туда… По деревне шастают гитлеровские автоматчики с факелами, поджигают дома, расстреливают жителей… Мы и дали им жару. Почти всех перебили, а этого живым поймали. Ванюшка Маркиданов говорит: «Отведи…» Старики вызвались помочь…

— Юра, изолируй этого верзилу, — посоветовал я.

— Барсуков, поручаю под твою личную ответственность. Глаз не спускай, — приказал Колесников командиру взвода.

Как только увели верзилу, пленные заговорили, перебивая друг друга. Колесников еле успевал переводить.

— Это — страшный человек, — говорили одни.

— Мы не хотим быть с ним вместе, — заявляли другие.

— То есть офицер, — сказал один из пленных. — Я тоже офицер, но я честно сражался в открытом бою. А тот — военный преступник. Он нацист. Мы ничего общего с ним не имели и не хотим иметь. Прошу это записать, говорю от имени всех моих подчиненных, — он указал на окруживших его пленных немцев…

Из рассказов немцев выяснилось, что пленный является офицером, закоренелым фашистом, возглавлявшим карателей. Им совершено множество преступлений против мирного населения. Его жестокости побаивались даже немецкие офицеры-фронтовики.

После допроса пленных построили в колонну и в сопровождении взвода разведчиков направили на восток, навстречу нашим войскам. Пленные могли и сами добраться до сборного пункта военнопленных, но Бакрадзе опасался, что местные партизаны или белорусские крестьяне в горячке могут с ними расправиться.

— Встретитесь с фронтовыми частями, передадите и сразу же возвращайтесь, — напутствовал Бакрадзе сержанта Барсукова.

Как только увели пленных, ко мне подошел Колесников и сказал:

— Разрешите мне заняться нацистом?

— Пожалуйста…

Колесников долго допрашивал фашистского офицера, стараясь вытянуть из него интересующие нас сведения. Пленный вел себя вызывающе, отвечать на вопросы отказывался, дерзил. Он не скрывал своей неприязни к русским, особенно к партизанам. Своим поведением старался вывести Колесникова из равновесия. Однако Юра допрашивал терпеливо, подчеркнуто вежливо, с улыбочкой. Я просто удивился, как это, обычно нетерпеливый, горячий, старший лейтенант мог переносить нахальные выпады фашиста.

Гитлеровец тоже улыбался, стараясь показать свое бесстрашие и превосходство над Колесниковым. Ведь он был капитаном, а допрашивал его всего-навсего старший лейтенант. Видите ли, его офицерская честь задета.

Вдоволь наговорившись, Колесников ничего не добился от фашистского офицера и сдал его под охрану коменданта штаба полка.

— Отпетый фашист, — сказал Юра, и голос его прозвучал словно приговор. — За зверства над мирным населением, за сожженные села и деревни, за сотни уничтоженных детей, женщин, стариков военный преступник, фашистский капитан заслуживает смертной казни!

Иного решения и не могло быть. Мы согласились.

Колесников повел фашиста за село. Любопытства ради пошел и ездовой Борисенко. Юра шагал рядом с пленным и разговаривал с ним. Вышли из села, кладбище давно осталось позади, а они все шли.

— Куда вы меня ведете? — спросил сбитый с толку фашист.

— Не. спеши, придет время — узнаешь, — ответил Колесников.

Некоторое время шли молча. Потом Юрий спросил:

— Откуда родом?

— Из Гамбурга, — ответил гитлеровец и с надеждой посмотрел на старшего лейтенанта.

— Семья сейчас в Гамбурге?

— Да. Жена, дочь и мать.

— Где они живут? Адрес?

Немец совсем повеселел и назвал адрес семьи. Колесников записал в блокнот. Пленный попросил закурить. Юра протянул ему немецкую сигарету, дал прикурить и, когда тот сделал несколько затяжек, спросил:

— Интересуетесь, куда я вас веду?

Гитлеровец встрепенулся и вопросительно посмотрел на Колесникова.

— На расстрел. Не догадываетесь, зачем мне нужен адрес вашей семьи? Могу пояснить. Когда мы придем в Гамбург, я разыщу вашу семью. Расскажу матери, какую сволочь она родила и вырастила. Жене скажу, с каким зверем она жила, лежала вместе в кровати… А что дочурке рассказать? Разве то, скольких таких же, как она, советских девочек и мальчиков вы лично и по вашему приказу расстреляли и сожгли заживо? Да, именно это. Жене еще скажу, как вы со своими молодчиками насильничали над советскими женщинами и девушками. Надо же, чтобы в Германии знали о твоих «подвигах».