Гильдебрандт-Арбенина Николаевна - «Девочка, катящая серсо...»

Могла ли я вырваться тогда? — В единственном случае, когда мне этого реально захотелось, — это было бы бесстыдно. Юре было и так очень трудно, просто невыносимо. Мы все как-то «внешне» весело — несли свой крест.

Читая Ахм<���атову> (вернее, Лидию Ч<���уковскую>), поражаешься ее отношением к Кузмину {251} . Я никогда не слыхала плохого от К., от Юры — да — он был возмущен «неблагодарностью» А<���хматовой> за предисловие к «Вечеру» {252} . («Путевка в жизнь» — сказали бы теперь!)

Самое нелепое — это страх А<���хматовой> перед Радловой… «Большой дом»! {253} Что за чушь! Кого можно было заподозрить — это актриса Ф. {254} И певица (фамилию забываю). Я говорила об этом (потом — с Олей Ч<���еремшановой>) — ею увлекался отец Оли.

Но Радлова восторженно говорила о власти. Юра смеялся, что она в честь Грозного — С<���талина> назвала «Иваном». Но в их доме ничего «страшного» не было. И кто бывал у М. А.? Люди, совершенно приличные с точки зрения гомосекс. — художники: Верейский, Воинов, Костенко, Митрохин, Добуж<���инский> (без меня); — Н. Радлов, Шведе, Ходасевич (он у нее; я не была, она, за ее остроумие, была любимицей М. Ал.) — Осмеркин; «13» {255} — Милаш<���евский>, потом Кузьмин; Костя К<���озьмин> с Люлей; Домбровский с женой; Кузнецов {256} ; в начале — Орест Тизенгаузен с женой Олей Зив; Дмитриев (вначале. Это главное «увлечение». До Л<���ьва> Л<���ьвовича>), потом Л<���ев> Л<���ьвович> женился на Наташе С<���ултановой> (что всех удивило, очень. Он любил полных), Женя Кр<���шижановский> (приведший Костю и Люлю). Я могу удостоверить, что ничего неприличного я не только в «действии», но и в словах не видела; самое неприличное было в рассказах (м<���ожет> б<���ыть>, в некоторых стихах). И какие сплетни?! Болтали обо всем, как у всех. Но «специфичности» не было.

Да, люди. Федя Г. (я привела, по просьбе Кости, но потом направила его к Косте и Люле — более молодая компания). — Вс. П<���етров>, красавец Корсун, красавец Ст<���епанов>, «мой» Б<���ахрушин> — из Москвы, — Лихачев, Ш<���адрин>, Егунов (с Юрой на «ты»); Скрыдлов (в начале; потом он уехал); Юрины «барахольщики» — Михайлов, Дядьковский; еще с кем-то «по обликам»; Лавровский («мой поклонник», он потом женился на очень красивой женщине). Почти все эти люди к г<���омосексуализм>у никакого отношения не имели! — и какой «общий» для посетителей «салона» язык? Люди все были разные, и никакого общего языка не было!

Даже Юра и М. А. совершенно разные люди!

А я осталась тенью в чужих судьбах. Меня берегли, спасали… Немного мелочей (и неправильных) у глупой О. и умной Нади {257} .

…Очень неверно о внешности А. Радловой. Какая она жаба? {258} С моей «балетно-классической» формулировкой красоты — Анна была очень красивая. Если бы у нее был рост Рыковой, ее можно было бы назвать красавицей. Красавица — кариатида. Но это мешало ей — недостаточная высокость. Она была крупная, но надо было бы еще! Ее отверстые глаза и легкая асимметрия — конечно, красивы. Но в ней не было воздушности и женской пикантности.

Я думаю, М. Ал. «сочинял» эмоционализм, и радловский дом был ему симпатичен — и полезен — а недостатки он видел везде и всюду! Он был насмешник!

Был ли он добр? Думаю, что нет. Г<���умилёв> был прав: «Мишеньке — 3 года» {259} . Тут и застенчивость, и неполноценность (в чем-то!), и неумение устраиваться самому. Но зла он не делал; просто больше ценил тех людей, которые были или вдохновительны в литературе, или любили его литературу, а не тех, которые сделали ему доброе. Что-то помню о какой-то доброй тетке, кот<���орой> он не слишком благодарен.

Не любил ходить на похороны — например, не пошел на похороны мамы Л<���ьва> Л<���ьвовича>, — а она была очень хорошая; и мне неудобно было пойти. Конечно, у Юры было больше доброты (и благодарности).

Я думаю, он к Юре был особенно привязан, считая его очень талантливым. Он очень хотел продвинуть его вперед. Но жизнь мешала этому. Вероятно, дружба с Радловыми укрепилась за то, что они любили и ценили Юру.

Похороны М. Ал. Раньше — его смерть. Я, увы! не пошла его навещать — думая, что его больница ближе, — я поехала к больному Осмеркину — против Витебского вокзала.

М. Ал. говорил перед смертью — о балете — сказал: из Лермонтова — «любить? Но на время не стоит труда, а вечно любить — невозможно» — но это — между строк — он казался спокойным.

Сколько помню, отпевали его (заочно) в Спасском соборе. Я думала, какую икону можно будет положить в гроб? М. Ал. любил Богородицу, как мать, а не как Святую Деву! Кто с нами был — не помню. С утра — в больницу, — первым, кого я увидела, был… я забыла фамилию — Гибшман? — Или нет? — Гамлетовский шут?!.. — Он и ушел сразу. Гриша Левитин говорит, что он раньше всех привел худ<���ожника> Константиновского, кот<���орый> делал зарисовку М. Ал. в гробу {260} . М. Ал. умер и был похоронен вскоре после Горького {261} — и поэтому не было роз. Я не знала, будут ли цветы, и заказала большой венок — зеленый, с цветочками, — но цветы были.