Зинаида КРАСНЕВСКАЯ
ПЕРЕВОДЧИКИ, КОТОРЫМ ХОЧЕТСЯ СКАЗАТЬ «СПАСИБО»
Вера Николаевна МАРКОВА
(3 марта 1907 года —
9 марта 1995 года)
Поэзия должна быть высокой, как небо,
И земной, как хлеб насущный.
В. Н. МАРКОВА
Ах, какая жалость, что статья о Вере Николаевне не подоспела к мартовскому номеру журнала: была бы такая своеобразная дань восхищения незаурядной женщиной и великим переводчиком по случаю Дня 8 марта. Что, впрочем, отнюдь не умаляет нашего восхищения ею и в другие одиннадцать месяцев года. А потому все равно пишем о Марковой и при этом обязательно стараемся сохранить женскую составляющую в ее биографии. Ведь, как ни верти, а Вера Николаевна Маркова — единственная женщина среди героев моих очерков о переводчиках, которым хочется сказать «спасибо».
Правда, некоторую толику своих восторгов я уже успела излить на страницах журнала «Нёман» (№ 9, 2016), в котором был опубликован очерк, посвященный Сэй-Сёнагон и ее великому творению под названием «Записки у изголовья». Которое все мы сегодня имеем возможность читать по-русски именно в переводе Веры Николаевны Марковой и именно благодаря ее превеликим трудам и талантам. Самое время напомнить широкой публике, что на протяжении всего девятнадцатого века, да и в самом начале века двадцатого, японские стихи и проза если и переводились на русский язык, то главным образом с немецкого или французского, но никак не с языка оригинала. А потому вклад переводчика Марковой в дело популяризации японской культуры поистине бесценен. Словом, восторгов, тем более, заслуженных, которых, как и денег, тоже никогда не бывает много, эта женщина достойна как никто.
Но прежде чем начать озвучивать свои восторги, одно небольшое отступление. Наш выдающийся советский ученый-ориенталист, замечательный переводчик и несравненный интерпретатор японских художественных текстов, академик Николай Иосифович Конрад, с именем которого вполне обоснованно связывают инициацию сближения русской и японской культур (процесс этот начался в двадцатые годы прошлого столетия), когда будущий академик, можно сказать, самолично поучаствовал в открытии необъятного мира японской литературы русскоязычному читателю, так вот он именовал произведение прославленной японской писательницы несколько иначе: «Из- под подушки».
Вот что писал Николай Иосифович о Сэй-Сёнагон и ее записках в своем послесловии уже к собственному переводу японской лирической повести начала Х века «Исэ моногатари».
«Придворная дама, фрейлина императрицы, из аристократической семьи, сама — дочь поэта, прошедшая весь курс литературного образования, постигшая все тайны поэтического искусства, воспринявшая целиком всю эту утонченную культуру, — Сэй-Сёнагон как нельзя лучше подходила к созданию этого вида художественной прозы. Наблюдательный, меткий, склонный к сарказму, иронии, насмешкам ум способствовал выпуклости, четкости и яркости ее набросков».
«Из-под подушки» — озаглавила она эти наброски: хотела сказать, что это все ей так близко, так дорого, что может быть доверено лишь изголовью, этому постоянному поверенному и мечтаний о счастье, и стенаний в бедах, тайных и скрытых. Тишь и покой. Сёнагон у себя в комнате: у изголовья, рядом с подушкой маленький прибор с тушью и кистями, свиток бумаги тут же, около. Поднимается рука и набрасывает две-три фразы, мысли, свидетельства памяти, что-нибудь еще; записывается, свертывается и... суется под изголовье, под подушку».
Пространность цитаты имеет свое логическое обоснование, но об этом чуть ниже. А пока лишь переведу восхищенный вздох и замечу попутно, что эти строки писались не где-нибудь, а в Петрограде, и не когда-нибудь, а в холодный, голодный 1923 год. Когда в серии «Всемирной литературы», основанной А. М. Горьким почти сразу же после Великой Октябрьской революции, и была опубликована повесть «Исэ моногатари» в переводе двадцативосьмилетнего на тот момент Николая Конрада. А еще ранее, в 1919 году, в самый разгар Гражданской войны, было выпущено специальное уведомление о готовящейся к печати книге, в котором особо отмечалось, что «русские востоковеды охотно откликнулись на призыв передать понятной русской речью замечательные и характерные произведения восточных писателей...»
И чего стоят после этих строк рассуждения некоторых современных культурологов и иже с ними, с упоением рисующих нам ужасы первых лет советской власти со всем ее якобы мракобесием и уничтожением всяческой культуры как таковой? Нет, господа хорошие! Нарождающееся новое общество с самого начала сделало ставку именно на культуру, на высокую культуру, способную не только просвещать народные массы, но и вести их вперед и вверх.
Читать дальше