Но Лина, господские дети… (нем.).
Заниматься гимнастикой (нем.).
Костер на Иванов День (нем.).
Букв.: «Мундирчик и бушлатик, сапожки на крючочках» (нем.).
Букв.: «Ласточкины глаза» (нем).
Кружочками (нем.).
Я падаю стеблем надрубленным,
Надрубленным серпом искусственным,
Я не любим моим возлюбленным,
Но не хочу казаться грустным…
(Прим. О. Н. Гильдебрандт).
Я думаю, Гумилёв спрашивал про меня не у Никса, у кого-то другого; я Никса в этот вечер не помню. — Здесь и далее примечания О. Н. Гильдебрандт.
Впрочем, этого я точно не знаю. Где они увидались, не знаю.
Из стихов Курдюмова:
Славянских девушек и рек
Неторопливая краса,
Ленивый на поле разбег,
Тугие — к морю — паруса…
А девушка берет челнок,
К другому берегу пристанет.
Пойдет искать себе ночлег
Под крепкой кровлею резною…
Чураться надо мне весною
Славянских девушек и рек.
Я помню, что я не могла надеть зеленый костюм, и от холода носила синее осеннее пальто и шляпу серую с синим.
Из прочитанных им «старых» стихов мне больше всего понравилось «и закаты в небе пылали, как твои кровавые губы…»[Цитата из стихотворения Н. Гумилёва «К ***», опубликованного в его посмертном сборнике «Стихотворения» (Пг., 1922).].
Я прочла их в 1918 г. — в сб. «Костер»… А насчет альбома Елены он рассказал позже, в 20-м. Я, конечно, не унижалась спрашивать причины. Он сам довольно много рассказал.
Он, враг немцев, как-то хорошо относился к кронпринцу[Кронпринц — Вильгельм Гогенцоллерн, сын немецкого императора Вильгельма II.]. Как и я. Вероятно, у кронпринца, как у Гумилёва, была какая-то легкая дегенерация.
Вероятно, я имела в виду французскую традицию «королей поэтов».
Когда я стояла в роли пажа на сцене Михайловского театра, в пьесе «Генрих III и его двор» [Пьеса А. Дюма-отца «Генрих III и его двор» в 1918 году шла в Михайловском театре.], в лиловом трико, и слыхала имя Гиза, герцога Лотарингского, я вспоминала… И даже пожалела, когда меня «повысили», и уже в качестве пажа короля (в белом с голубым) становилась первой от публики из девочек за троном короля.
В дали, от зноя помертвелой,
Себе и солнцу буйно рада,
О самой нежной, о самой белой
Звенит немолчная цикада…
Увижу ль пены прибрежной
Серебряное полыханье,
О самой милой, о самой нежной
Поет мое воспоминанье…
[Цитата из стихотворения Н. Гумилёва «Юг» в книге «Костер».]
(Он сказал в 1920 г. на лестнице, при Ане, что эти стихи обо мне.)
Я со смехом вспоминаю теперь, как ходила окруженная своими кавалерами! Вся панель Невского была запружена. Похоже, как в кинокартине «Сестра его дворецкого»[Фильм американского режиссера Фрэнка Борзеджа (1893–1962).] с Диной Дурбин, т. е. человек 11–12. И ведь каждому надо было что-то сказать!
Но веселые воспоминания сменились образом голубого Пьеро из «Маскарада» (худеньким черноволосым мальчиком в жизни), о котором можно сказать стихами Гумилёва «в черных глазах томленье, как у восточных пленниц…»[Цитата из стихотворения Н. Гумилёва «Дева-птица» из книги «Огненный столп» (Пг., 1921).].
Вайю (полинезийское «ветер») — прозвище К. Д. Бальмонта.
Вероятно, сестра Саломея [О. Гильдебрандт приводит несуществующее мужское имя «Саломей» в качестве гипотетической параллели странному женскому имени «Клеомена», образованному от мужского «Клеомен», которое носили несколько спартанских царей.].
Молодой человек из очень богатой купеческой семьи; потом женился.
Познакомилась с ней на английских курсах.
Имеется в виду Ирина Одоевцева, урожденная Ираида (отсюда Рада) Густавовна Гейнике. — Прим. ред.
Сборник «Чужое небо» был у меня дома — собственность В. Чернявского (после я вернула ему). Он играл «Дон Жуана» в домашнем спектакле. — Там были автографы: Никса, Лёвы Каннегисера и других. Меня «тогда» мама в дом Каннегисеров не пускала!
Совершенно случайно на Ленфильме мне одна знакомая принесла письмо (водяные знаки?), сказав, что это письмо Ахматовой к Гумилёву. Я в изумлении увидела знакомый почерк! Подпись «Анна», письмо на «ты», тон — Мадонны. Кроткий-кроткий. Она уговаривала его не возвращаться в СССР, радовалась, что он собирает коллекцию икон (?). Из знакомых было мало напоминаний. Жизнь свою изображала очень печальной. Это был конец 1917 г. (или?..). «Надо бы мне говорить о тебе на языке Серафимов» [Цитата из стихотворения Н. Гумилёва «Канцона первая» из книги «Костер».].
Читать дальше