Дмитрий Лихачев - Поэзия садов

Петру не многое пришлось менять в привычном для него садовом обиходе. Он любил в петербургских садах то, к чему привык в московских, и сохранил свое пристрастие к голландскому стилю садоводства, в частности любовь к цветам. Он добавил только скульптуры, украшая ими сады, и те же лабиринты, которые были ему знакомы по Измайлову.

В отличие от московских садов, Петр I свои петербургские сады стремился как можно интенсивнее населить «значимыми» объектами, придать садам учебный характер, но так как обучению, по замыслу Петра, подвергалось все население России, то в данном случае наставительный характер садов должен был быть гораздо более «взрослым». Барокко из «школьного» стало при Петре просветительским. Стремление населить сад «значимыми» объектами может быть отмечено в первых же шагах нового, «европейского» садово-паркового искусства в России. С первых лет строительства Летнего сада в Петербурге Петр I озабочен его скульптурным убранством [191]. Нет никакого сомнения в том, что это скульптурное убранство решало не только вопросы формально-зрительного порядка, служило не только «композиционному решению паркового комплекса», стремилось не только придать саду «масштабность, внести цветовой контраст», «украсить определенный участок», но выполняло и определенный идеологический замысел: внести в мировоззрение посетителей элемент европейского, светского отношения к миру и природе. Конечно, смысл «воскрешения» античной мифологии в послеренессансный период в Европе не заключался в восстановлении античной мифологии как определенной религиозной системы. Это было, скорее, своеобразное «светское переосмысление» средневекового толкования мира путем придания каждому проявлению природы некоего нового общеевропейского эмблематического значения.

Именно поэтому в 1705 г. в Амстердаме была издана по приказанию Петра книга «Символы и эмблемы», затем неоднократно переиздававшаяся. Книга эта давала образцы для символической системы садов, садовых украшений, фейерверков, триумфальных арок, скульптурных украшений зданий и т. д. Это был «букварь» новой знаковой системы, сменившей существовавшую до того церковную.

Петр в своей попытке перевести мышление русских людей в европейскую мифологическую и эмблематическую систему, что было крайне необходимо для установления более тесных культурных связей с Европой, совершенно правильно для своего времени стремился сделать привычной для русских образованных людей античную мифологию и воспользовался для этого наиболее сильным воздействующим искусством – садово-парковым. Его Летний сад был своего рода «академией», в которой русские люди проходили начатки европейского образования. И с этой точки зрения представляет огромный интерес планировка второго участка Летнего сада, где Петр устроил лабиринт на темы «из фабол лабиринта Версальского и зрелища жития человеческого из Эзоповых притчей» [192]. Эти же сюжеты Петр использовал при устройстве Петергофского сада, а также Царскосельского. Сады давали новую азбуку, учили языку «эмблемат».

Для устройства лабиринта с сюжетами Эзоповых басен широко использовалась книга Фонделя, изданная в Амстердаме [193].

При всем их «учительном» характере петербургские сады сохраняли вместе с тем и свой развлекательный, «потешный» характер, столь типичный для голландского барокко с его чуть плебейским характером. Среди «чудаческих затей» Петра следует указать его любовь к редким цветам, интерес к «фарфоровым гарнитурам для убранства цветников» и прямо-таки пристрастие к садовым шуткам. В дневнике Берхгольца подробно указывается, чтó именно «находится в Летнем саду». В частности, «устроена в куще деревьев небольшая беседка, окруженная со всех сторон водою; где обыкновенно проводит время царь, когда желает быть один или когда хочет кого-нибудь хорошенько напоить, потому что уйти оттуда нет никакой возможности, как скоро отчалит стоящий вблизи ботик, на котором переправляются к беседке» [194].

Следует, например, учитывать, что Летний сад окружал собой Летний дворец Петра, где собирались ассамблеи. Летний сад, как и Летний дворец, был также садом ассамблей. Басни Эзопа, которые сюжетно оформляли Летний сад, по мысли Петра, были потешными и учебными предприятиями одновременно (потеха и учение у Петра все время объединялись вопреки древнерусской поговорке, их противопоставлявшей: «Ученью время – потехе час» [195]). Потешный элемент был и в других петровских садах – Сарском и Петергофском, в Стрельне и Ораниенбауме. Этот потешный элемент сохранялся и в последующем – во все время господства стиля барокко.