Кэтрин Эпплгейт - Креншоу

Но больше всего он любил есть этих самых сверчков.

– Я просто не понимаю. Как ты мог вернуться? – прошептал я. Мне не хотелось, чтобы семья слышала, как я разговариваю с воздухом.

– Я всегда прихожу, когда меня зовут, – отозвался Креншоу.

– Но я тебя не звал.

– Неужели?

Так мы и лежали: я на спине, а Креншоу на боку. Арета грызла теннисный мячик рядом с нами. Время от времени она навостряла уши и настороженно принюхивалась.

Ночь вступала в свои права, а мы все разговаривали. Было хорошо. Я почти забыл о том, что завтра мы уезжаем.

Креншоу поймал сверчка своей большой лапой.

Я сказал ему, что в Китае считается, что сверчки приносят счастье.

– А в Таиланде считается, что сверчки очень вкусные, – ответил кот. Его хвост скручивался и извивался, как лассо на родео. – Как и в Кошачьей стране.

Я пожевывал травинки. Это помогало мне забыть о голоде.

– Откуда ты знаешь? – удивился я.

Креншоу внимательно посмотрел на меня:

– Я знаю все, что знаешь ты. Недаром я твой воображаемый друг.

– А знаешь ли ты что-нибудь, чего не знаю я? – Я повернулся на бок.

– Ну, мне известно, каково быть воображаемым другом. – Креншоу шлепнул по мотыльку передней лапой.

Мотылек, словно в насмешку, закружил над его головой.

– Терпеть не могу мотыльков, – признался он. – Жалкая карикатура на бабочек.

– Я не знаю, что такое «карикатура».

– Ну, это как копия, только очень плохая.

– Если ты знаешь все то же, что и я, то как может быть, что тебе известны незнакомые мне слова?

– Три года прошло, Джексон. Кот за это время может многому научиться. В прошлом году я четыре раза прочитал словарь.

Он снова попытался поймать мотылька и опять промахнулся.

– Раньше ты был проворнее, – заметил я.

– Раньше я был меньше. – Креншоу лизнул лапу.

– Я все хотел спросить, почему ты теперь такой огромный. Ты не был таким большим, когда мне было семь. – Я погладил кота.

– Тебе теперь нужен друг побольше, – улыбнулся Креншоу.

Мимо прошла мама с коробкой одежды, которую она несла в мини-вэн.

– Джексон? – позвала она. – Все хорошо?

– Ага.

– Мне показалось, ты тут с кем-то разговаривал.

Я поглядел на Креншоу:

– С самим собой. Бывает, знаешь.

Мама улыбнулась:

– У тебя замечательный собеседник!

– Мам, тебе нужна помощь?

– Нет. Только взялась за работу, а оказалось, что паковать-то особо нечего. Спасибо, милый.

Креншоу поднял лапу. Сверчок попытался вырваться на свободу. Кошачья лапа вновь опустилась на него, но не сильно: Креншоу не хотел убивать бедное насекомое. Он хотел его получить.

– Тебе когда-нибудь бывало стыдно за то, что коты издеваются над живыми существами? Над жучками, мышками, мухами? – спросил я. – Знаю, инстинкты и все такое. Но все-таки.

– Конечно нет. Это же наше дело. Так мы учимся охотиться. – Кот поднял лапу, и в этот раз сверчку удалось поспешно сбежать. – К тому же это ты сделал меня котом.

– Не помню, чтобы принимал такое решение. Ты просто… явился.

Арета уронила свой мячик недалеко от Креншоу. Он с отвращением его понюхал.

– Коты не играют, – сказал собаке Креншоу. – Мы не шалим. Мы не скачем. Мы дремлем, мы убиваем, мы едим.

Арета виляла хвостом как сумасшедшая. Она не теряла надежды.

– Ладно. – И Креншоу дунул на теннисный мяч.

Он откатился немного назад. Арета схватила его зубами и подбросила в воздух.

– Отличный результат, – похвалил я. А потом оторвал новую травинку и начал ее жевать. – Особенно если учесть, что играть ты не любишь.

– Боюсь, ты привил мне некоторые собачьи черты. – Креншоу даже содрогнулся от отвращения. – Иногда мне хочется… изваляться в чем-нибудь вонючем, в мусоре, например, или потереться о мертвого скунса.

– Собаки делают так, потому что…

– Да знаю я почему. Потому что они идиоты. Но ты никогда, никогда не увидишь, как представитель семейства кошачьих падает так низко.

Я сел. Желтоватый месяц на небе был очень тонким.

– Я больше ничего в эту смесь не добавлял? – засмеялся я, обернувшись к коту.

– Ну, иногда я думаю, что во мне есть немного от рыбы, – ухмыльнулся Креншоу. – Я очень люблю воду.

Я вспомнил себя в первом классе:

– Мне нравились рыбы, когда мне было семь. У меня жила золотая рыбка по имени Джордж.

– Конечно, – согласился Креншоу. – Ты тогда любил самых разных животных. Крыс, ламантинов, гепардов. И много кого еще… – Он застонал. – И летучих мышей. Неудивительно, что порой я сплю вниз головой.