– Душу! Ее и твою! – старик шептал, а вихрь прошел по вершинам ельника.
Лес загудел, частый перестук, будто били коло- тушей по дереву, прозвучал в чаще.
– Господи! Что я творю? – Иоханн опрометью бросился прочь.
Ели тянули лапы. Несколько раз, поскользнувшись, он проваливался в засыпанные снегом овраги. Раз чуть не въехал в медвежью берлогу. Казалось, старик гонится за ним, и, настигнув, схватит сзади и разорвет горло. Он не чувствовал ни рук, ни ног, когда наконец, выбрался к селу.
Перед глазами мельтешили золотые точки. Вот одна из них подросла, увеличилась, лукаво клонила голову к плечу.
– Майя! – слезы злости тут же замерзли, склеив ресницы.
Дверь колдуна чуть не слетела с петель. Расхристанный, с обмороженными руками и багровым румянцем на щеках Иоханн, пошатываясь, придерживался за косяк.
– Черт с тобой! – прохрипел он. – Отдаю тебе душу!
И качнувшись, Иоханн упал на колени.
Следующие дни были цепью бессвязных обрывков. Но рядом со шкурой, на которой бредил парень, всякий раз оказывалась Майя: с питьем ли в руке или с мокрой тряпицей от жара.
Через неделю парень проснулся здоровым. Чистая половина была приотворена. Иоханн, еще покашливая, сполз с полатей. И шлепая босыми ступнями, проковылял к скамье. В кадке воды было с верхом. С ковшика упало на дерево несколько капель. Иоханн тут же выплеснул ковшик – кадка до краев была наполнена кровью.
– А, вот и ты, – колдун ухмылялся в проеме.
«Время», – екнуло сердце Иоханна.
Удивляло и то, что колдун ни словом не обмолвился, искал ли кто Иоханна, и куда девалась Майя.
На вопросы колдун не отвечал, лишь супил брови. Крупные квадратные зубы покусывали горькую травинку.
Иоханн шагнул в горницу. Комната оказалась больше, чем можно было ожидать. Куда подевались бревенчатые стены с клочьями мха в щелях?
Ноги по щиколотку проваливались в ворс ярко-изумрудного ковра, устилавшего пол от стены до стены. Подвешенная к потолку на цепи свисала золоченная клетка. Иоханну челюсти свело: в клетке, свернувшись рядом с наполненной молоком плошкой, дремала гадюка. Узорчатая голова с неподвижным взглядом приподнялась, когда колдун раскрыл дверцу. В знакомом лукошке извивалось с десяток змеенышей. Колдун прижался щекой к голове змеи. Провел пальцем вдоль хребта. Приласкав, опустил змею в клетку.
– Змеи куда привязчивей домашних животных, – пояснил он Иоханну.
Парень едва сдерживал тошноту. Теперь колдун кормил змеиных детенышей.
Разжевав полоску сухого мяса, колдун доставал детенышей по одному из лукошка и языком заталкивал кусочки им в пасти.
– Помоги, – кивнул Иоханну.
Того ноги не держали. В голове зашумело.
– Да шучу я, – усмехнулся колдун, опуская в лукошко последнего змееныша. Отер засаленные руки. Чего-то ждал.
– Ну, пора! Чего тянуть, верно? – и колдун, сунув два пальца в рот, свистнул.
Тотчас горница потемнела. Змея в клетке испуганно зашипела, извиваясь и пытаясь свернуться. Коптилка полыхнула пламенем вверх, осветив потолок и погасла. В темноте слышались взвизгивания, торопливый топот десятка бегущих ног, кошачье мяуканье. Иоханн оказался в капкане звуков, шорохов и криков. В горнице вспыхивали и чертили зигзаги зеленые с синим болотные огни.
Изба раскачивалась. Изо всех углов полезла лесная нечисть. Мохнатые лешие, обросшие клочьями мха, тащили за волосы речных кикимор.
Злыдни-домовые, оставшиеся без избы и хозяев, щелкали мелкими острыми зубками. Вурдалаки, скинув медвежьи шкуры, скалили клыки.
Гнилостный запах болота наполнил горницу. Голос колдуна в неразберихе звучал вкрадчиво, почти ласково:
– Ну, не дорога ли цена за девушку?
Поминутно чихая, Иоханн выкрикнул:
– Нет! Доводи начатое до конца!
И тотчас нечисть утихла, сгинула. Восточный ковер оказался домотканой дорожкой. В лукошке капризно мяукали котята. Никакой клетки с гадюкой не было и в помине.
«Обморочил, старый!» – подумалось Иоханну.
Пережитый страх выступил потом. Рубаха на спине намокла, а зуб на зуб не попадал.
– Хорошо же, – многообещающе процедил колдун.
Теперь стало страшно по-настоящему. Если бы ноги не приросли к половицам, Иоханн бы бежал. Колдун скинул длиннополый кожух, который не снимал и у жарко натопленной печи.
И сразу стал меньше ростом, макушкой едва доставал юноше до груди. Горб на спине прижимал голову колдуна так, что он мог глядеть лишь исподлобья. Пальцы удлинились, потеряв грубость. Длинные, с белой нежной кожей, эти руки пугали больше всего. Глаза колдуна светились красным светом. Зубы поредели и теперь походили на острые зубы хорька.
Читать дальше