Шарль Перро - Сказки [для взрослых]

Своей волшебной палочкой она тронула всех, кто был в замке (кроме короля с королевой): гувернанток, фрейлин, горничных, придворных, чиновников, дворецких, поваров, поварят, казачков, стражей, привратников, пажей и лакеев. Она тронула также лошадей на конюшне и конюхов, больших дворовых собак и маленькую Пуфочку, приццессину собачку, которая лежала около нее на постели. Только она до них дотронулась, как все сейчас же заснули, да так крепко, чтобы проснуться лишь вместе с принцессой и сразу быть готовыми к ее услугам, когда они ей понадобятся. Даже вертелы на огне, с насаженными на них куропатками и фазанами, заснули, и огонь тоже. Все это случилось в одно мгновение, у фей ведь скоро все делается.

Тогда король с королевой, поцеловав свою дорогую дочку, которая крепко спала, вышли из замка и издали указ, чтобы никто не смел туда приближаться. Но такой запрет даже и не был нужен, потому что, в какие-нибудь четверть часа, вокруг парка выросло столько деревьев, больших и маленьких, столько колючего кустарника и терновника, которые переплелись друг с другом, что ни зверю, ни человеку не было прохода. Видны были только верхушки замковых башен, да и то очень издалека. Несомненно, это все фея проделала при помощи своего искусства, чтобы принцессу, пока она спит, не побеспокоил кто-нибудь из любопытных.

Прошло сто лет, и сын короля, который в то время царствовал, бывший из другого рода, чем спящая принцесса, поехал в ту сторону на охоту. И тут он спросил, что это за башни, которые виднеются из-за густого леса. Каждый ему отвечал то, что сам слышал: один говорил, что это старый замок, навещаемый духами, другой — что там все окрестные колдуньи справляют свой шабаш. Но большинство говорило, что это жилище людоеда и что он туда уносит всех детей, которых ему случается изловить, чтобы там на досуге их съесть, и его никак нельзя выследить, так как он один умеет прокладывать себе дорогу через тот лес.

Принц не знал, чему верить, но тут один старый крестьянин обратился к нему и сказал:

— Дорогой принц, вот уже с пятьдесят лёт тому назад как я слышал от отца, что есть в том замке принцесса, а красивее ее нет на всем свете; что она должна проспать сто лет и что ее разбудит королевич, которому она суженая.

Молодой принц, услыхав это, прямо весь загорелся; он собрался, недолго думая, положить конец такому замечательному происшествию. И так как ему хотелось и любви и славы, то он решил сейчас же узнать, что творится в том замке. И чуть только подошел он к лесу, как все громадные деревья, колючий кустарник и терновник раздвинулись, чтобы его пропустить. Он дошел прямо к замку, что стоял в конце большой аллеи, на которую он попал. Но тут он был несколько изумлен, заметив, что никто из его людей не мог пойти вместе с ним, потому что деревья снова сплетались, как только он проходил между ними. Но это его не остановило, и он направился дальше, — ведь молодой и влюбленный принц всегда держится молодцом. Он вошел в передний двор и, оглядевшись, чуть было не застыл от страха. Вокруг было ужасное молчанье, повсюду виднелись картины смерти, лежали распростертые тела людей и животных, казавшиеся мертвыми. Но он скоро заметил по прыщеватым носам и красным рожам привратников, что они только спали, а их кубки, в которых еще оставалось немножко вина, указывали, что заснули они выпивая.

Он пересекает большой двор, вымощенный мрамором, поднимается по лестнице, входит в залу стражи; она стоит там, выстроившись в ряд, ружья на плече, и храпит что есть мочи. Он проходит через покои, полные кавалеров и дам, которые все спят, кто стоя, кто сидя; вступает в опочивальню, всю позолоченную, и видит перед собой на ложе, занавеси которого подняты со всех сторон, прекраснейшее явление, какого он никогда не видел: принцессу, лет пятнадцати-шестнадцати на вид, лицо которой так сияло, что можно было подумать, что это свет божественный. Он подошел, дрожа и любуясь, и опустился пред ней на колени.

Тогда, так как пришло время окончиться чарам, принцесса проснулась, взглянула на него глазками нежнее, чем можно было подумать, увидав ее спящей, и сказала ему:

— Это вы, принц? Долго же вас пришлось дожидаться.

Принц, очарованный этими словами, а еще больше тем, как она их произнесла, не знал, как и выразить свою радость и признательность, и уверял ее, что он любит ее больше, чем самого себя. Разговор был не очень складный, но тем-то он им и понравился, потому что в нем было мало красноречия, да много любви. Он был еще более смущен, чем она — и это не удивительно: у нее-то ведь было время, чтобы помечтать о том, что она ему скажет, потому что очень может быть (правда, история об этом умалчивает), что добрая фея, в продолжение столь долгого сна, навевала на нее самые приятные грезы. В конце концов, целых четыре часа они говорили и не сказали друг другу и половины того, что им нужно было пересказать.