Лучано Мальмузи: Неандертальский мальчик в школе и дома

Правда, и говорить-то особо нечего.

Я – мальчик Ледникового периода. Когда я родился, великое странствие моего народа подходило к концу и уже появились по соседству с нашими землями люди совсем, совсем на нас не похожие.

«Бууу» – вот как меня звали. Но вы меня можете называть попросту Неандертальский мальчик.

А теперь начинаем рассказ.

Вот оно, мое стойбище, видите: на холмике, непода­леку от бурной реки.

Десятка три хижин, покрытых разноцветными шку­рами.

У Грустных Медведей довольно большое стойбище: так, по крайней мере, утверждает дяденька Бобер, кото­рый обошел весь свет. Другие племена живут неблизко. До ближайшего к нам стойбища Северных Буйволов три месяца пути, а путешествовать в наши времена, по­верьте, нелегко.

Гляньте на долину – сплошное болото: зимой замер­зает, а весной растекается вязкой жижей, над которой кишат комары. А теперь обернитесь и посмотрите на горы: ели и березы простираются покуда хватает взгля­да; с вершин спускаются ледники, чуть ли не достигая холмов…

Бр-р… лучше сидеть в хижине, в тепле, завернув­шись в шкуры, и наблюдать, как на заре мама Тигра раздувает угли в очаге.

Осень едва наступила, а листья уже меняют цвет.

Небо светлеет; над верхними отверстиями хижин клубятся облака дыма. Странный тип отодвигает полог из шкур и выходит наружу, зевает, потягивается, гля­дит на небо, издает довольное ворчание. Подходит к луже в самом центре деревни, исследует лед у самого берега.

Потом встает на колени перед Тотемом-Луной, круг­лым белым валуном в форме мяча, целует его и прини­мается петь.

Тип этот – Полная Луна, деревенский шаман, он же знахарь: он весь увешан амулетами, сухие волосы его стоят дыбом, глаза блуждают.

Давайте-ка послушаем, какой он нам даст прогноз погоды:

Каждый день все те же завывания, даже если идет дождь или снег. Правда, слова немного меняются:

Люди в хижинах поворачиваются с боку на бок под теплыми шкурами и честят на все корки певца с его скрипучим голосом. Но потом раскаиваются, потому что у знахаря всюду уши и власть его безгранична.

Ну, Неандертальчик, вставай. Пора в школу, ры­чит мама Тигра, сдергивая с меня шкуры, – а я-то так под ними пригрелся.

Огонь в очаге едва теплится, я весь дрожу.

Школа!

Я про нее и думать забыл.

Вскакиваю, напяливаю шкуру мускусного быка.

И не подумайте, будто я рассказываю вам сказки.

«Школа в доисторическую эпоху? Невозможно: лю­ди тогда не умели писать», – возразите вы.

И будете правы! Письменности у нас еще нет, это так, но рисовать мы умеем и вообще, что называется, не лыком шиты.

К тому же и предметы у нас от ваших отличаются: охота, рыбалка и собирательство – ведущие, но я бы не стал пренебрегать обработкой кремня, постройкой хижины, магическим рисунком, заклинанием…

Видите – и нам, детям Ледникового периода, есть над чем корпеть!

Насколько эти предметы трудные, я вам пока ска­зать не могу, сам сегодня иду в школу в первый раз.

Я так волнуюсь!

Выхожу из хижины и прямо перед собой вижу Ум­ника: это мой лучший друг. Сидит у своей хибары, на­сыпал горку из снега и скатывает вниз какую-то дере­вяшку.

– Привет, Умничек, что это ты делаешь?

– Провожу эксперимент, – отвечает Умник и ост­рым кремнем помечает что-то на дубинке для записей.

Умник выделяется среди ледниковых детей: на дере­во ему нипочем не залезть, при ходьбе он быстро уста­ет; бегает, как хромой тюлень; хижины, которые он строит, заваливаются от малейшего ветерка, зато…

Зато соображает он здорово и целыми днями задает вопросы: