Галина Лебедева - Приключения Огуречной Лошадки

— Ну и ладно! Не больно-то и хотелось. Тьфу на них!

Дачник-неудачник не торопился сеять драгоценные семена. Их было всего пять. Он тщательно очистил их от пыли, положил на блюдечко на мокрую тряпочку и накрыл стаканом. А сам поспешил в сад, где уже давно ждала посадки специально возделанная грядочка. Земля здесь была просеяна через сито, удобрена и разровнена частыми грабельками. Он обошёл её кругом, полил хорошенько из лейки и вернулся на террасу.

Стакан торчал над столом. Огромные стебли, как пять пальцев, поднимали стакан всё выше и выше. Семечки дали могучие побеги. Мгновенно! Дачник-неудачник схватил блюдце и, придерживая качающиеся ростки, понёс его осторожно к грядке.

Не успел он опустить корешки в землю и примять её вокруг, как бледно-зелёные семядоли раздвоились и превратились в пропеллеры. Они завертелись на ветерке. От удивления бывший авиатор остолбенел.

— Схожу с ума, — теряя сознание, повалился он в смородиновый куст.

Очнулся он, когда процесс развития волшебных семян уже шёл полным ходом. Из грядки наполовину вылезли хорошенькие фюзеляжики, распрямлялись поблескивающие алюминием крылья. Ещё мгновение, и один за другим в небо вырвались пять блестящих самолётиков. Они сверкнули на солнце серебристыми рыбками и растаяли в вечернем небе. Всё. Будто и ничего не было. Бедняга остался сидеть под смородиновым кустом в полном недоумении.

Наконец он поднялся. Тяжело ступая, подошёл к умывальнику, долго смотрел на себя в зеркало. Умылся, на всякий случай.

— Чудеса! — потряс он головой. — Интересно, что у Повара получилось?

И он, крадучись, на цыпочках, подбежал к забору и сквозь щели в штакетнике стал высматривать, что там и как.

У Повара было всё замечательно. Уже зеленели огуречные листочки. Они увеличивались прямо на глазах, разрастались, из-под них высовывались жёлтые длинные бутоны и, тут же лопаясь, раскрывались в большие жёлтые цветы. Они были величиной с настоящие граммофонные трубы. Повар довольно потирал ручки. Вот сейчас что-то произойдёт и эти гигантские душистые граммофоны превратятся в Огуречных Лошадок!

В ожидании необыкновенного зрелища на забор со всех сторон мало-помалу влезали зрители. Правда, сначала они только скромно заглядывали в щели и через штакетник, но потом, подпираемые любопытствующей толпой, поднимались всё выше и выше и наконец без зазрения совести почти по пояс перевесились через забор.

— Вот это да! Ну и ну! — ахали со всех сторон.

— Кыш! Куда вы?! — спохватился Повар.

Но забор затрещал и со скрипом повалился на кусты крыжовника и малины. А раз забора нет, то чего уж теперь, чего стесняться-то!

И все, сгорая от любопытства, полезли вперёд. Повар, не в силах сдержать оголтелую толпу, растопырив руки, бегал вокруг грядки, где, набирая силу, мощно цвели гигантские цветы.

— Эй, передние! Встаньте пошире! Присядьте! Пригнитесь! — кричали, напирая, вновь прибывшие ротозеи.

Повар со слезами на глазах умолял разойтись, не лезть и наконец заорал в отчаянии:

— Караул! Милиция!

Да где там! Какая милиция, когда все милиционеры сами давным-давно свешивались со столбов и деревьев, обнимая их крепкими ручищами и коленками.

Когда приехали корреспонденты и попытались с камерами и фотоаппаратами пробиться к месту происшествия, снимать было нечего. Грядку сровняли с землёй. Усталые, но довольные, что всё увидели своими глазами, очевидцы расходились, волоча на ногах обрывки жёлто-зелёной ботвы. А вдоль по просёлочной дороге машина «скорой помощи» увозила похохатывающего Дачника-неудачника.

Муравей тащил семечко. Оно елозило по спине, сползало то на один, то на другой бок. Но он, спотыкаясь и покачиваясь, всё же шёл и шёл по лесной дороге, огибая огромные сосновые шишки, взбираясь на скрюченные корни, как на горные вершины, и спускаясь вниз. Перелезая через толстый сук, преградивший ему дорогу, Муравей потерял равновесие и кубарем полетел вниз, но и, прощаясь с жизнью, не выпустил добычу, а ещё крепче вцепился в неё лапками.

Куда его занесло? Он открыл глаза: темно. «Нора, что ли, чья-нибудь? — рассуждал он, вытряхивая песок из карманов. — Темно-то как. У норы должен быть выход, — быстренько сообразил он, — значит, где-то должен быть свет. А тут глухо».