Галина Лебедева - Приключения Огуречной Лошадки

Катя потопталась нерешительно.

— Да садись же, не стесняйся! — пританцовывала от нетерпения Алексашенька.

И Катя села.

— Ну как?

— Нормально, — вежливо ответила Катя, чтобы не обидеть козу. Ей было жёстко, тряско, она уже пожалела, что согласилась кататься, а коза всё не унималась.

— Ещё немного, и я буду летать. Главное — секрет разгадать, как это делать. Ты ведь, наверно, знаешь? — скосила она на Катю жёлтый глаз. — Научить можешь? Ты не думай, я отблагодарю! Я ведь как мыслю, — доверительно рассуждала она, — я ведь знаю, что настоящей-то твоей Лошадки нет. А я — вот она! Её, прежнюю-то, кто видел? Ты, Полина, Повар да этот горе-изобретатель, — труся по аэродрому, болтала Коза. — Полина за меня всегда. Это точно. Испытано. А эти два недоумка ничего не докажут. Да и кто их слушать станет?

«Как бы соскочить?» — думала Катя.

Ей стало как-то стыдно. Она тут же пожалела, что согласилась прокатиться на этой проклятой козе. И спина у неё какая-то колкая и костлявая, и воняет от неё чем-то. Зелёнкой, что ли?

— Теперь я — Огуречная Лошадка! Я! — радостно вопила коза, набирая скорость.

Катя изо всех сил держалась за рога. Её трясло и мотало просто ужас как!

— Сто-о-о-й! Стой! — кричала она, но коза ничего не слышала.

Выпучив жёлтые глазищи, Алексашенька орала, перекрывая ветер:

— Береги-и-ись! Разойди-и-и-сь! Задавлю-ю-у-у!

Вдруг где-то у козы под мышкой запищал телефон. Коза тормознула, подняв тучи пыли, и заблеяла в мобильник.

— Да! Я. Я. Порядок… Понято… Забиваем стрелку через час. О'кей!

Катя уже совсем было сползла с её тощей спины, но коза почувствовала её намерение удрать и, ловко подкинув её задом, чтобы не съезжала, радостно затараторила:

— Ты мне нужна. У меня теперь есть спонсор, такое шоу закрутим! «Девочка и Огуречная Лошадка!» В общем, соглашайся! Я — Огуречная Лошадка, а ты — моя девочка.

Они уже подъезжали к опушке леса. Над деревьями высоко поднимался единственный дуб. Старый знакомый. Здесь была мягкая гусиная травка, и Катя приготовилась падать. Она отпустила рога и кубарем полетела в кусты.

На ветке дуба сидел Дятел. Да-да! Всё в том же, но теперь слегка потёртом чёрном жилете и в красном, немного полинявшем картузике.

— Дятел! Здравствуй, Дятел!

Дятел церемонно поклонился и шаркнул ножкой:

— С мягкой посадкой. Ты что, с дуба свалилась?

— Да нет, это я с козы Алексашеньки, — вставая и отряхивая платье, засмеялась Катя.

— А она здесь всё время тренируется. Пойдём ко мне в гости, — приплясывал Дятел на ветке. — Потолкуем, чайку попьём, славно проведём вечерок. Я, признаюсь, старый сплетник, очень люблю всякие новости!

— А что белки? Как они? Живы-здоровы? — спрашивала Катя, ставя ногу на нижнюю ступеньку знакомой лесенки, иссушенной солнцем и ветрами.

— О! Профессор Хвостатов пережил большое горе. Белочка заболела от простуды и умерла в феврале, когда были сильные ветры и морозы. Он очень плакал. Но пришла весна, и он снова женился. И знаете, Катенька, кажется, опять очень удачно. Его новая жена — Кротиха. Да-да! Надо же, совершенно противоположные натуры, абсолютно разные характеры. И вот тебе на! — Дятел пожимал плечами, крутил носом, и непонятно было, рад он за профессора или осуждает его.

Он открыл маленькую круглую дверцу и пропустил гостью в своё гнездо.

— А я, знаете ли, убеждённый холостяк, — вздохнул Дятел. — Живу один. Была у меня жена Дятлиха — настырная, носатая, упрямая! Упрётся в своё — и долбит, и долбит… Но я её передолбил, и она меня бросила. Вот теперь один.

Кате было всё это удивительно и немного смешно, но она боялась, что Дятел перестанет рассказывать ей свои трогательные истории, и слушала, не сводя с него глаз.

— А вчера я влюбился в Синицу, — радостно блестя глазами, продолжал он почему-то шёпотом. — Умница! Красавица! Певица! Но разве она пойдёт за меня, дурака старого? — Бедняга сокрушённо вздохнул.

Катя с любопытством оглядывалась. По стенам развешано множество полочек, сделанных из сучочков и щепочек. Они были набиты всякой всячиной: журналами, растрёпанными книжечками. Как-то бочком в угол входил маленький письменный стол, к которому были привёрнуты чёрные тисочки. Лежали отвёртки, молоточки, лупа, а в выдвинутых ящиках, в коробочках и баночках теснились мелкие винтики-шурупчики и прочая мелочь.

— Вот так и живу. Чиню магнитофоны, часы, телевизоры.