Януш Пшимановский: Рыцари Серебряного Щита

— Ого! — удивилась Данка. — А это очень больно было?

— Нисколечко!

— Видно, вас усыпили или местный наркоз сделали. Когда я рассекла себе бровь, прыгая через козлы на дворе, мне нельзя было дать наркоз, и доктор зашивал рану просто так. Очень больно было! Тот пан Пайонк — это доктор?

— А на чём пан полетел к Луне? На ракете? — вставил Здись давно обдуманный им вопрос.

— А как же вы теперь слезли? — добавила Кристя.

— На Луну меня черти понесли, — пояснил Твардовский.

— Нехорошо так говорить, — возмутился Андрейка. — Когда мама говорит папе, что его опять где-то черти носят, то папа говорит маме…

— А теперь вот смог сойти назад на Землю, — продолжал волшебник, — потому что вы притянули Луну биноклем. Луна была так низко, что слуга мой, Пайонк, закинул паутинку на верхушки сосен, и я по ней съехал вниз.

— По паутинке? И такая тонюсенькая ниточка человека выдержит? Разве что она нейлоновая… — Здись с подозрением оглядел Твардовского. — Ведь пан на муху вроде бы не похож…

— Остерегайтесь, ваша милость, шляхтича с мухой сравнивать! Паутина эта, сотканная из лунных лучей, великую прочность имеет. Разве вы не слыхали о моих волшебных чарах? О том, как я мост из мака строил, как свил кнут и кнутовище из песка, как сел верхом на коня, намалёванного над дверью?..

— Так, так! Теперь знаем, знаем! — воскликнули разом Данка и Кристя. — Мы в школе наизусть учили стихотворение про вас [3] Имеется в виду стихотворение Адама Мицкевича «Пани Твардовская», в основу которого положена популярная народная легенда о шляхтиче, продавшем чёрту душу. :

выкрикивали со смехом девчонки, довольные тем, что удивительный незнакомец оказался хорошо знакомым, весёлым героем любимого стихотворения.

Твардовский, однако, почувствовал себя несколько оскорблённым тем, что к нему не проявлялось достаточного уважения как к магу и волшебнику. Он левой рукой описал в воздухе большую дугу, и неожиданно в вечерней синеве неба замелькали чёрные тени, раздался приглушённый писк летучих мышей. Дети, встревоженные, притихли.

— Если вам что надо, скажите, — обратился к ним чернокнижник. — Силой чар своих таинственных я могу перенести вас за семь миль или зажечь светильный огонь лампы Аладдина, — и волшебник внимательно посмотрел на ребят, чтобы видеть, какое впечатление произвели его слова.

— Свет не надо зажигать, — сказал Здись. — Мы и сами сумеем. Повернуть выключатель — не хитрое дело. Однако мама очень огорчается, когда приходит большой счёт на электричество.

— И переносить нас никуда не нужно, потому что мы дома сторожим, — добавила Кристя. — А у Андрейкиного папы есть мотоцикл. Из него можно выжать сто километров в час, а не семь миль. Завтра на нём поедем.

— Я поеду, а не ты, — уточнил Андрейка. Ему надоел уже весь этот разговор, полный непонятных и странных слов. И потому он добавил: — Коль пан сумеет, то пусть сделает так, чтобы это море на песке стало настоящим, и корабли чтобы плыли, и чтобы я пошёл себе на прогулку с куклой, с тем вон негритёнком, что там сидит, — показал малыш прутиком и сладко зевнул.

Твардовский простёр руки, семь раз хлопнул в ладоши, трижды зажмурил глаза и торжественным тоном начал заклинать:

— Хакодосе, Веолим, Камерон, Орель, Омогель.

— Он говорит — «гоголь-моголь», — шепнула Крист-я. — Наверно, не ужинал, бедняга.

— Омогель, Турмило, Трамоеды… — продолжал грозно волшебник.

Со стороны леса прилетел лёгкий игривый ветерок. Вздрогнули воткнутые в песок листья папоротника и тихонько зашумели. Деревянный корабль снялся с якоря и отчалил. Прощально загудела сирена. Андрейка прищурился, подал руку негритёнку, и они вместе поплыли на сделанной из коры лодке, над которой, как настоящий парус, развевалось большое индюшачье перо. Негритёнок, свесив за борт правую ногу, ловил ею рыбок из марципана, пирожные с кремом и мятные конфеты, от которых во рту делается зима. Они держали курс к берегу, поросшему гигантскими папоротниками, среди которых пасутся жуки, большие-пребольшие и послушные, как коровы…

Когда Твардовский кончил своё заклинание, кругом сделалось снова как-то холодно и неуютно. Впрочем, так всегда бывает в компании, если кто-нибудь начинает щеголять иностранными словечками, а другие только делают вид, что понимают их.