— Ничего не было слышно. Ветер встречный, — пытался оправдаться пришедший, недовольный, что в такую погоду ему пришлось покинуть хижину и тепло очага.
Не успели они вытащить из лодки большую корзину с клубнями маниоки и корзину с рыбой, как темная туча прорвалась прямо над их головами, и, озаренный вспышками молний, хлынул дождь. Оба человека одновременно взглянули друг на друга, молча, под проливным дождем, привязали лодку к дереву, растущему на берегу, взвалили корзины на плечи и тяжело пошли по тропинке к селению.
Сверкали молнии, прорезая небо, грозно гремел гром.
— Идем скорее! Идем! — крикнул лодочник Калвиже, стараясь подбодрить спутника.
Но вскоре уже Калвиже отстал, а спутник, обогнав его, исчез впереди, потому что он был человеком земля и лучше звал дорогу.
Вот и лодочник добрался до селения. Согнувшись вод тяжестью груза, усталый, насквозь промокший от проливного дождя, он еле шел. Около хижин никого не было. Все попрятались от непогоды. Калвиже оставил корзину внутри шоты и направился в свою хижину, где, сидя у очага, его ожидала жена.
— Я оставил корзину с маниокой в шоте, — сказал он, усаживаясь напротив жены и глядя ей прямо а лицо.
Она была явно недовольна, что он не донес маниоку до дому, но ничего не сказала.
— Потом я принесу корзину. Пусть пройдет дождь А ежа лучше, если ты сходишь сама… — сказал Калвиже, продолжая смотреть на жену.
Женщина опустила глаза, так ничего и не ответив. Но видно было, что она рассержена. Калвиже знал, что ей не нравится, когда он говорят о шоте, упорно глядя ей в глаза. Эта там, в шоте, в доме народа, он, лодочник Калвиже, получил когда-то эту жену. Она была отдана ему, потому что ее прежний муж во время голода продал сына Калвиже какому-то киоку, который случайно забрел сюда. Похитив мальчика, прежний муж женщины надеялся, что мальчишка убежит от киока раньше, чем его отец вернется из Квило, где он работал в ту пору. Но надежды человека, укравшего мальчика, не оправдались. Мальчик не вернулся. Когда лодочник узнал о случившемся и пожаловался вождю, вождь решил разбирать дело в шоте. И старейшины сказали: раз вор не может вернуть Калвиже сына, раз у вора нет никаких родственников, то он должен отдать пострадавшему собственную жену. Кое-кто, строго придерживаясь законов племени, возражал, говоря, что дело решено неправильно. Если у вора нет родственников, чтобы он мог расплатиться за мальчика, пусть сам будет рабом. Но отдавать жену несправедливо. Ведь она совсем другой крови и поэтому вовсе не обязана страдать за вину мужа. Однако вождь принял решение большинства, и женщину отдали лодочнику Калвиже.
Дождь шел три дня. Лил и лил не переставая. За это время потоки воды разрушили в селении много хижин. Люди прятались в уцелевших хижинах и боялись выйти наружу. Им страшно было взглянуть на землю, заваленную обломками жилищ, деревьями, разбитыми грозой и вырванными ветром.
И вдруг выглянуло солнце, и длинные тени деревьев легли на истерзанную землю. Впервые после грозы люди отважились выйти из хижин. Они разбрелись кто-куда, чтобы посмотреть, какие разрушения причинил им в селении Касоне, злобный бог грозы, что осталось от возделанных полей, от посевов, выращиваемых так заботливо. А потом и мужчины и женщины бросились бежать вниз по тропинкам, к берегу реки. И вдруг общий стон пронесся в воздухе. Люди замерли в ужасе. Они остались без шоты.
Гроза смертельно ранила это сердце общей жизни. Погас ее огонь. Огонь, который освещал землю, давал ей тепло. Повалились тонкие, гладко обструганные стволы, поддерживавшие остроконечную крышу шоты, увенчанную высоким острием со звездой.
Ведь шота своей круглой формой, остроконечной крышей и этим пиком, который заканчивался звездой, воплощала в себе здесь, на земле, и солнце и небо. Но шота была не только домом народа лунда, она была еще и живым существом.
Шота имела душу, которая была и душой народа. Она имела сердце, которое было и сердцем народа, всегда находившего в нем свое успокоение. Шота была центром жизни лунда.
И люди замерли в ужасе, увидав шоту, размытую ливнем, раскиданную ветром. Увидав разрушенную шоту, каждый лунда почувствовал смертельный удар в сердце.
И лодочник Калвиже, как и другие лунда, открыл рот от ужаса и задрожал, увидав, что произошло. Из всех людей только одна его жена обрадовалась гибели шоты. Она ненавидела ее давно и пламенно.
Горе объяло народ. Людям остались теперь только воспоминания о шоте.
Читать дальше