Каштру Сороменью - Истории Черной Земли

Все они очень устали, но никто не мог заснуть. Незнакомое место, незнакомые шорохи наполняли охотников страхом.

На этой неведомой земле люди, которые всегда считали себя храбрыми, которые столько раз рисковали жизнью, охотясь огнем, дрожали теперь от страха. Ни у одного из них не хватало мужества сделать хотя бы шаг в сторону от этого клочка земли, озаренного пламенем костра.

Сидя на корточках, тесно прижавшись один к одному, охотники касонго вздрагивали от каждого шороха. Они мечтали поскорее увидеть восход солнца и, чтобы быстрее бежало время, рассказывали разные случаи из своей жизни. Некоторые вспоминали о любви женщины из чужой страны, другие хвастались меткими ударами копья. Но только предводитель отряда смог похвастаться тем, что он убил по дороге сюда одного каламба. Это был какой-то совсем ослабевший бедняга, отставший от своих товарищей. С ним еще не успели расправиться лесные хищники, уже насытившиеся другими каламба. Охотник убил его одним ударом.

Каламба умер сразу же, как умирают маленькие косули, на которых охотились касонго на берегах реки. «Умер сразу, как косуля!» — еще раз повторил охотник, самодовольно улыбаясь. И все радостно захохотали. Тот, который никогда не видел ни одного каламба, похлопал ладонью по раскрытому рту, выражая удивление.

Кончив рассказ, касонго показал трофей, который сохранил на память.

Все охотники рассматривали и ощупывали маленький сморщенный кусочек человеческого уха, висевший рядом с другими кусочками человеческих ушей, нанизанными на нитку, обвивавшую коричневую жилистую шею. Рассматривая и ощупывая это новое доказательство храбрости охотника, касонго издавали крики одобрения.

Наконец стало светать. Тогда касонго поднялись и зашагали по течению. Они шли до тех пор, пока им не преградил путь приток реки Луиа. Охотники увидали пальму, одиноко стоявшую на другом берегу. И еще они разглядели большую синюю птицу, которая пела, приветствуя рассвет, сидя на верхушке дерева.

И касонго поняли, что дальше идти некуда. Две реки перерезали им путь. Обезумев от ярости, охотники воздели в небо копья, как будто они собирались напасть на врага, и закричали в диком неудержимом гневе, проклиная каламба и их мертвых.

На болотистых берегах смолкли лягушки, испуганные криком людей. Выдры, поджав хвосты, зажмурив глаза, бросились с берега в воду. Черные и белые утки взлетели с шумом и промчались над рекой. А гиена подняла голову, придерживая лапой зайца, которого еще не успела съесть.

Когда касонго устали от собственного крика, они сели на берегу, зажав копья между колен. Так они, отчаявшиеся и не видевшие выхода, сидели долго, не говоря ни слова. И тогда самые отважные охотники решили попытаться переплыть реку. Они поплыли, положив копья на головы, их длинные скрученные в тонкие пряди волосы мокли в воде, прилипали к шее.

Но на середине реки невидимый водоворот поглотил смельчаков и потянул на дно, покрытое белым песком. А там зеленые змеи обвили их разрисованные тела и понесли по длинному пути к реке Луиа. Зеленые змеи понесли коварных охотников к своей богине, матери воды и госпоже всего, что живет в реках и озерах.

Касонго, видя, как их братья исчезают под водой, и слыша их последние крики, задрожав от ужаса, закрыли глаза руками.

— Луафуа! — вскричал предводитель касонго.

И молча застыли в глубокой печали касонго, потом долго еще сидели на берегу, будто надеясь, что их товарищи выйдут из глубоких вод. Они смотрели на реку, которую назвали Луафуа — рекой Смерти.

Ночь застала их здесь, все еще сидящих на берегу, онемевших и неподвижных.

Когда же луна поднялась высоко на небе, вспугнув стада звезд, охотники взяли кисанже и запели, оплакивая погибших. Печальные звуки разбудили диких собак, спящих в пальмовой роще на другом берегу. Подняв морды вверх, они долго выли, глядя на луну.

А рано утром, склонив головы, опозоренные касонго отправились в обратный путь, по той же самой долгой и трудной дороге, по которой они пришли сюда.

Все сидели вокруг костра. Старик рассказывал, не сводя глаз с пламени. Люди слушали молча, иногда взволнованно и тревожно переглядывались.

Старик говорил спокойно, монотонно, не повышая голоса. Время от времени он поднимал руку и простирал ее то вперед, то в небо. И глаза слушателей следовали за этой рукой, освещенной огнем костра. Пугливые взгляды, медленные движения…

И вдруг возглас ужаса вырывался у кого-нибудь из людей и растворялся в темноте, окружавшей лагерь охотников.