Похвальное слово произносит богиня Глупости. Она поднимается на кафедру и обещает слушателям доказать в своей речи, что она, Глупость, правит миром, что "в человеческом обществе все полно глупости, все делается дураками и ради дураков". Читатель сразу замечает иронический смысл этого "похвального слова". Конечно, не восхвалять глупость задумал Эразм, а показать, сколько глупого, бессмысленного, безумного творится в мире. В самом деле, разве не глупы люди, которые убеждены, что, прочитав молитву перед статуей некоего святого, они воротятся целыми и невредимыми с поля боя, а поставив свечку другому святому, они сделаются богачами? А сколько надо иметь глупости, чтобы верить астрологам, предсказывающим судьбу по течению звезд, или почитать монахов, которые "при помощи вздорных выдумок подчиняют смертных своей тирании"? И что стоит мудрость тех, кто считает себя мудрейшими среди людей, ученых-богословов, ведущих бесконечные споры о том, "может ли бог превратиться в женщину, дьявола, осла, тыкву или камень? И если бы он действительно превратился в тыкву, могла ли бы эта тыква проповедовать и творить чудеса?"
Богиня Глупости разворачивает в своей речи панораму жизни тогдашнего общества. В голосе ее все сильнее звучит гнев, страсть, издевка. Она добирается до самых верхних ступеней феодальной лестницы и не щадит никого. Дворяне, кичащиеся мнимым благородством своего происхождения, - "родовитые скоты". Придворные вельможи - самые раболепные, пошлые и гнусные людишки на свете. Епископы заботу о пастве возлагают на Христа, а сами пекутся лишь об уловлении денег. Короли ежедневно измышляют все новые способы набивать свою казну, отнимая у граждан их достояние. А сами верховные первосвященники римские папы... Они добиваются престола "посредством меча, яда и всяческого насилия".
В век нескончаемых феодальных войн Эразм устами богини Глупости поднимает свой голос в защиту мира: "Война есть дело до того жестокое, что подобает скорее хищным зверям, нежели людям, до того безумное, что поэты считают ее порождением фурий, до того зловредное, что разлагает нравы с быстротой моровой язвы..." Однако папы, - негодует Эразм, - то и дело затевают войны и "щедро проливают христианскую кровь".
В заключение своей гневной и язвительной речи богиня Глупости со смелостью, которую в то время мог позволить себе только такой прославленный человек/как Эразм, заявляет, что и христианская вера "сродни некоему виду глупости". Хотя богиня тут же извиняется: "Если я сказала что-нибудь слишком дерзновенное, то вспомните, что это сказано Глупостью", но церковники сразу же обрушились на знаменитого гуманиста с обвинениями в безбожии. Эразм не был еще атеистом, до полного отрицания бога и религии в его время не доходил никто, но своей критикой религиозных суеверий, бесплодного мудрствования богословов, позорных деяний католической церкви он прокладывал путь свободомыслию и науке.
Сочинения Эразма расходились по всем странам Западной Европы. Разве мог еще за несколько десятилетий до Эразма какой-нибудь ученый или писатель мечтать о том, что его произведения прочтут за недолгий срок тысячи и десятки тысяч людей? Это стало возможным только после того, как в середине XV века немецкий мастер Иоганн Гутенберг изобрел книгопечатание.
Первые печатные книги были дешевле рукописных в пять - десять раз. И все-таки они стоили дорого. Как и рукописные, они имели большой формат, и на них уходило много бумаги. Удешевить печатную книгу и сделать ее достоянием массы людей скромного достатка удалось венецианскому книгопечатнику Альду Манупию, с которым вы также познакомились в этой повести.
В 1494 году Альд Мануций создал свою типографию в Венеции, просуществовавшую свыше девяноста лет (от Альда она перешла к его сыну, а затем к внуку). Альд беззаветно любил античную литературу и цель свою видел не в наживе путем торговли книгами (как многие другие типографы и книготорговцы) , а в распространении книг и знаний. Альд мечтал о том, чтобы каждый ученый или студент мог приобрести книгу и взять с собой в путешествие любимые книги, сложив их в сумку у своего седла. Но как вместить в книгу маленького формата большое литературное произведение, не увеличивая объем книги до неудобного? Выход был один - создать мелкий убористый шрифт. Один из помощников Альда предложил такой шрифт. Он имел наклон вправо и напоминал рукописный (говорят, что в качестве образца для него был взят почерк Петрарки). Шрифт получил название курсива. (Курсивом мы пишем здесь это слово.)
Читать дальше