Лейна Шак - Дети Света

Как-то, когда Герд уже совсем к ней привык, Олва приготовила знатный ужин: на столе среди прочего были и грибы. И не просто грибы. В городе за всю жизнь Герд пробовал только одну их фабричную разновидность, которая так и называлась – «грибы», а на вкус они были еще безвкуснее, чем вся остальная продукция питания, и почти свято уверовал, что кроме них никаких других грибов на свете не встречается. Единственным опровержением служил учебник по окружающему миру и мнение его учительницы, которая вряд ли сама эти другие разновидности когда-либо видела своими глазами. Но именно с того дня в школе, когда учительница поведала классу, что существует три царства: растений, животных и грибов, началась странная, почти нежная привязанность Герда к последним.

Учительница, если бы ей в какой-то другой жизни позволилось быть самой собой, была бы натурой весьма возвышенной, меланхоличной, с фантазией, даже с чудинкой, и, наверное, писала бы романы. Но в этой жизни ей такого никто не разрешал, поэтому нутро ее было упрятано так же, как и все остальные нутра, под толстым слоем предписаний и норм поведения в здоровом социуме. И большую часть времени она вела себя совершенно приемлемо, только очень редко, когда, например, ученики писали проверочные работы, впадала в дискредитирующую ее задумчивость.

В тот день ее тонкая, почти прозрачная фигура как обычно неслышно скользила между партами, касаясь их кончиками пальцев, и мелодично повествовала о трех царствах. Кто-то из одноклассников Герда спросил, почему грибы, какие-то несчастные грибы, которых в мире и всего-то один вид, вдруг выносятся в третье царство, а не принадлежат к царству растений, где им и место. Учительница – Герд теперь уже не мог припомнить ее имени – пустилась в пространные заверения ошибочности данного суждения. С потусторонней улыбкой она объявила, что до коллапса их по разным оценкам существовало, как минимум, более нескольких сотен тысяч видов. Сколько же их осталось на планете после коллапса доподлинно было неизвестно, ибо подсчетами уже никто не занимался. Далее она долго и для восьмилеток утомительно объясняла, что у грибов имеются признаки как растений, так и животных, но они, между тем, ни на растения, ни на животных не похожи.

Из этих разглагольствований Герд ничего не запомнил, но он запомнил другое, на что кроме него в классе никто больше не обратил внимания. Учительница подошла к окну, подышала на стекло и, проведя пальцем по запотевшему участку, тихо произнесла:

– Грибы вообще-то очень странные организмы. Они, несмотря на свою схожесть с остальными живыми организмами, в то же время и совершенно иные. Им нет подобных, они не имеют аналогов. Грибы как будто не от мира сего, будто инопланетяне, случайные гости, так и не сумевшие покинуть Землю. – Тут же она опомнилась и вздрогнула от собственной дерзости. Нельзя делиться такими неуместными для официального учебного процесса мыслями вслух, такие мудреные, оторванные от жизни мысли вообще нельзя иметь. Хорошо еще, что никто не заметил, не то непременно бы донес. Прочистив горло и отвернувшись от окна, учительница продолжила вести урок.

Герд же не сумел выбросить из головы ее слов. Он вдруг тогда отчетливо осознал, что и он, и учительница просто притворяются, будто они такие же люди-растения, как все остальные в классе, в городе, в государстве. На самом деле, они оба – инородные, чуждые обществу организмы. Они – инопланетяне. Грибы. Только об этом кроме них никто не знал и знать не должен был, иначе это вызвало бы подозрения и ненужные вопросы. Герду и без дополнительных странностей было несладко. Когда он, только что лишившийся на тот момент отца, переступил порог третьего класса, то был немедленно отчитан заблаговременно осведомленной по поводу его семейной ситуации заведующей по воспитательным работам за излишне растерянный вид и разлагающее учебную атмосферу рассеянное поведение. Какое уж тут может быть место еще и дополнительным чудачествам, когда тебе даже смерть близких оплакать не дают? Видите ли, это нарушает заведенный в школе порядок вещей! Герд, разумеется, внешне сразу же подобрался, придав выражению лица более благопристойный вид. А потом, уже сидя в классе и неотрывно следя глазами за размышлявшей вслух учительницей, он внутренне ухватился за эту в каком-то смысле успокоительную мысль, что он просто не от мира сего, он гриб в мире враждебных растений-людей, и, обретая новое взамен потерянного родство, почувствовал к грибам особую любовь.