Лейна Шак - Дети Света

Герд аж задохнулся от возмущения.

– Не спится, – как можно более беззаботным голосом ответствовал он. – Тебе тоже? Чем занимаешься?

– Видишь же, тесто раскатываю. – Она вытерла руки о передник.

– Зачем? – Герд спросил с нажимом, не удержался.

– Хлеб печь буду. – Олва, занятая смазыванием противня, не заметила его выпада.

– Так рано? – теперь голос прозвучал слишком высоко и звонко.

– А потом-то мне некогда будет, скотину надо выгонять. – Она выложила тесто на лист и отправила его прямиком в печь.

– Выгонять? – на этот раз Герд просипел.

– Ну да, на пастбище. – Олва вытерла пот со лба. – Я-то уйду работать в поле, зато у тебя на завтрак будет свежий хлеб.

– Что? – Герд тупо уставился на нее.

– Ну, я это… – Олва замешкалась, – хотела порадовать тебя. Ты-то такого хлеба-то и не едал никогда. – Она потеребила передник белыми от муки руками. – Стресс как-никак и все такое. И худой ты, как щепка… а тут хлеб.

Герд продолжал таращиться на нее, не понимая:

– Ты, что же, встала сегодня в четыре утра, чтобы испечь хлеб специально для меня?

– Ну дак, вчера-то я не успела. – Она убрала глиняную латку со стола в мойку и начала ее скрести.

Герд остолбенел. Он и представить себе не мог, чтобы кто-то ради него мог пожертвовать своим комфортом. Особенно родственники. Родная мать для него ни разу палец о палец не ударила. Конечно, Олва уже проявила неслыханное великодушие, приняв его под свою крышу, но его присутствия она в будущем даже не заметит, он будет ниже травы, тише воды. Герд не обрадовался ее широкому жесту, разозлился. К чему эти излишества? Это же глупо. Встать не пойми во сколько, причинить себе и ему заодно столько ненужного беспокойства ради деревенского хлеба? Да лучше б он черствый грыз, нежели не спал всю ночь, а теперь еще, ко всему прочему, был ей обязан.

Этого Герд пуще остального не мог стерпеть. Быть кому-то обязанным. И чего она теперь за этот хлеб, интересно знать, от него ждет? Чтобы он тоже вставал по ночам и дрова колол, да печь топил, да поле копал? Герд засунул руки в карманы и только тогда позволил себе их сжать в кулаки, хотя Олва этого бы и так не увидела. Во-первых, она стояла к нему спиной, а, во-вторых, их разделял стол, высота которого как раз закрывала его запястья – роста Герд был небольшого.

– Не стоило, тетя, так себя утруждать, – еле выдавил он из себя слова. – Я не хочу тебя ничем обременять. По возможности.

Герд развернулся на пятках и быстро зашагал обратно в комнату, не увидев удивленного лица Олвы и не услышав ее рассеянных слов:

– Дак ты и не обременяешь.

Несколькими часами позже, когда он совершил свой туалет, так и не сомкнув больше глаз, и вышел в гостиную, на столе его ждала завернутая в полотенце свежая булка. Рядом стояли плошка с маслом и такая же плошка с медом. Не густо, недовольно подумал он, оценивая разнообразие стола, а развернув хлеб, решил уже диаметрально противоположное – он что, должен осилить всю эту буханку? Да за кого она его принимает?! Герд налил себе чаю и сел. Побарабанил пальцами по холщовой скатерти, потер виски. Голова болела, глаза щипало, мешки под ними набрякли еще больше.

– Отличное начало, – буркнул он, отрывисто намазывая масло на еще теплый хлеб и прихлебывая из кружки. Чай оказался травяным, вкусным. Герд вздохнул и решительно откусил от ломтя. Глаза сами собой распахнулись.

Спустя десять минут на столе оставались только крошки. Герд сидел, отвалившись на спинку стула, не в силах подняться и, не смея дышать. Проглоченный хлеб в желудке отзывался резью. Нельзя было столько есть, особенного мучного, но ничего вкуснее, как и предсказывала Олва, он не едал. Тетка была прощена.

За несколько недель Герд освоился в доме. Условия, надо сказать, были спартанскими. Электричества как такового не было. Был генератор, но его не включали без особой надобности, поэтому все уроки необходимо было успевать выполнять засветло. Деревенский туалет представлял из себя для жителя городского сооружение диковинное и крайне неудобное. Герд им откровенно брезговал и каждый раз, заходя, задерживал дыхание и прикрывал глаза, только бы ненароком не заглянуть в выгребную яму. Умывался он в тазу, стирал свое белье там же. Зато у Олвы и в мыслях не было привлекать его, как он было в сердцах подумал, к какой-либо работе в поле или обращаться к нему за помощью со скотиной. Несколько раз в неделю Герд сам вызывался сделать что-нибудь по дому, и тетка поручала ему натаскать воды, вымыть полы, или они вместе готовили.