Вячеслав Береснев - Многоножка

Света недоверчиво посмотрела на неё.

– И что это изменит? Только зря потратишь время. То, что сейчас в «Стаккато» – это просто жалкая пародия на то, что было раньше.

– Ну а если сыграть спектакль?

– С кем? Кто сможет собрать вокруг себя всех так же, как папа? Кто всех поднимет на дело?

– Да хотя бы и ты!

Света изумлённо и вопросительно воззрилась на неё.

– Ты ведь дочка главы клуба, – сказала Тамара серьёзно. – Ты разве не была при нём с самого начала? Ты разве не знаешь, как там всё устроена, и как нужно делать, чтобы…

– Одно дело знать! – вдруг горячо оборвала её Света. – Другое дело – быть как папа, быть таким, чтобы собрать всех вокруг себя, чтобы поднять на дело, чтобы организовать… Я так никогда не смогу.

– Ну а что, если найти человека, который сможет, и сыграть спектакль? Что, если набрать людей и выступить, ну, допустим, в нашем ДК? Или в «Чеховском»? Тогда «Стаккато» продолжит существовать?

– Ну как ты не поймёшь… Он вообще больше никогда не будет таким, как при папе.

– Но не закроется?

– Да, не закроется, – согласилась Света.

– Тогда можно я вступлю и приведу людей?

– Это бес-по-лез-но…

Но чем больше Света пыталась её разубедить, тем сильнее Тамара верила в то, что сможет что-нибудь сделать. И чем сильнее она верила – тем крепче она сжимала рукоять нагревшегося Стикера.

– Пожалуйста, давай я попробую, – говорила Тамара. – Я всегда хотела играть в театре, хотела стать актрисой! А вам в «Стаккато» нужны люди! Я приведу парня, который во всём-во всём разбирается, он сможет помочь! И ещё людей приведу, и мы сыграем спектакль! И тогда ваш клуб снова будет жить и его не закроют!..

Света вновь тяжело вздохнула и потёрла переносицу. Не верила.

К остановке подъехал автобус, его двери с шипением раскрылись. Света молча двинулась и поднялась по ступеням.

Затем обернулась, глядя на Тамару из автобуса. Та уже готова была отчаяться – её отвергли второй раз за день!

– Поедем, покажу тебе «Стаккато», – сказала Света негромко.

Глаза Тамары снова засияли. Она подняла с земли бутылку с водой.

Они, не говоря ни слова, проехали пять остановок, выйдя на Сухоложской. Прошли сквозь несколько дворов, спустились по длинной полуразвалившейся каменной лестнице, сползающей вниз по холму, и остановились у торца одного из домов. Достав связку ключей из кармана пальто, Света открыла железную дверь, а затем ещё одну дверь – за ней, и впустила Тамару в тёмное помещение.

Закрыв дверь, она щёлкнула несколькими выключателями на стене сбоку, и в зале загорелись лампочки.

Большую часть прямоугольного пространства «Стаккато» занимала груда из разного рода вещей в центре. Состояла она, к примеру, из скелета кровати, деревянного шкафа без створок, чего-то, накрытого тёмной тканью, тележки, угнанной из магазина, и пыльного пианино и чёрт пойми, чего ещё. Стопка пыльных книг, клетка от домашнего попугая, какие-то пустые глиняные горшки…

В каждой из стен было по одной-две двери. Пахло холодным деревом. Было тихо.

Света сделала несколько шагов, гулко раздавшихся в тишине зала.

– Вот такой он… нынешний «Стаккато». Жалкая пародия на то, что было раньше.

– А что с ним не так? – спросила Тамара, поставив возле себя злосчастную бутыль с водой, а Стикером постукивая по половицам.

– Сама не видишь? Пыль. Тут всё в пыли. Денег на простейший реквизит нет, так что приходилось выезжать на энтузиазме, одежду наспех шить самим… Да и того без папы становилось всё меньше. «Кому, – говорили они, – нужен этот тухлый театр?». Платить за такое «образование» тем более никто не собирался.

Тамара прошла мимо груды. Теперь ей и самой стало печально. Вовсе не от того, что стало со «Стаккато», а от того, что она, загоревшись, наобещала Свете с три короба, хотя и правда ничего не в состоянии сделать с умирающим театральным клубом.

«Чертовски неприятно сначала заставить человека в тебя поверить, а затем потерять веру в самого себя», – пришло в голову Тамаре.

– Ну что, – сказала Света спустя время, видимо, угадав, о чём она думает, – всё ещё хочешь вступить и умирать здесь вместе со всеми? Здесь больше нет того, что было при папе.

Она сделала несколько шагов по залу, продолжая негромко говорить:

– Мне очень больно наблюдать, как последние люди, которые ещё надеются на что-то, каждый раз приходят сюда, бегают глазами, и никогда не находят того, что ищут. Большинство из тех, кто был, махнули рукой, сказали: нет здесь больше ничего, развернулись и ушли. Но хуже них – только те, кто приходит и даже не думает ничего ставить и ничему учиться. Просто маются дурью, как идиоты. И сделать с ними ничего нельзя, потому что тогда «Стаккато» вообще без участников останется… Вот я и решила, что сегодня съезжу сюда в последний раз, а в понедельник отчитаюсь в организацию о закрытии клуба, и помещение опечатают. Всё равно мы не сможем поставить здесь спектакли… Я хотела просто покончить с этим, – вздохнула она, завершив монолог.