Сергей Комалов - Придуманный остров

Море было фамильным увлечением (а скорее – любовью) Фостеров. Дед Даниэля, Ирвинг Фостер, тридцать лет ходил под парусами. Юному Джону Фостеру больше нравились пароходы, несмотря на то что их двигатели были еще не слишком надежны. Неслучайно Джон оказался среди тех, кто встречал в порту Ливерпуля легендарную американскую «Саванну». Это судно стало первым пароходом, который, отправившись в далекое путешествие из штата Джорджии, меньше чем за месяц пересекло Атлантику. «Ничего, что «Саванна» почти весь путь двигалась под парусами и, только когда стихал ветер, шла на парах!» – убеждал он своего отца.

Действительно, одноцилиндровая паровая машина низкого давления, установленная в дополнение к парусам на том трехмачтовом фрегате, как и два лопастных колеса по бокам, все-таки выдержала и не сломалась, хотя многие «морские волки» это предсказывали, в том числе и дед Даниэля. В паруса и силу ветра он верил больше, чем в паровую машину, но искренне радовался тому, что единственный сын пошел по его стопам, связав свою жизнь с морем.

Отцовская гордость значительно приумножилась, когда позже пароход «Сириус», в команде которого состоял сын, побил рекорд «Саванны» и пересек Атлантику менее чем за 19 суток, перемещаясь только с помощью парового двигателя. Сам же Джон Фостер, отец Даниэля, посчитал, что именно с этого события, участником которого он стал, началась новая эра морского судоходства.

Время наступало интересное. Стремительно развивалась мировая торговля. Создавались судовладельческие компании, предоставляющие трюмы своих кораблей коммерсантам, желавшим перевезти товары за море. Морские паровые линии между Великобританией, Ирландией, Францией и Голландией становились обыденным делом. А вскоре к ним прибавились путешествия в Индию и Австралию. Даниэль много слышал от отца о его первых рейсах на почтовых лайнерах, которые доставляли деловую и личную корреспонденцию, получая за это государственные субсидии.

Все суда не отличались особым комфортом. Даже для пассажиров первого класса каюты были крошечные. Пассажиры четвертого класса спали на койках из грубых досок, в специальных местах под палубой. На пароход им разрешали сесть только по предъявлению большого запаса продуктов, а также оловянного котелка, сковороды, кружки, чайника и столовых приборов. Трудностей в пути хватало. Случалось, что паровой двигатель выходил из строя посреди океана или неожиданно заканчивалось топливо. Тогда приходилось переходить на паруса. Тем не менее отцу Даниэля нравились дальние рейсы. Казалось, из любой ситуации он как опытный мореход умел находить выход.

Такие люди были востребованы: в 40 лет Джон Фостер стал капитаном. Его карьера складывалась более чем удачно. Он мог еще пройти немало новых маршрутов. Однако море есть море. Однажды во время сильного шторма судно, ведомое Джоном Фостером, потерпело крушение. Капитан оказался в числе немногих, кто чудом остался жив. Их подобрал и доставил в родной порт итальянский корабль. Получив тяжелую травму, Джон Фостер уже не мог выходить в море. Он очень хотел, чтобы сын продолжил его линию жизни и от души радовался его успехам, как когда-то маленьким победам Джона Фостера радовался дед Даниэля. Правда, виделись теперь отец и сын нечасто: Даниэль много времени проводил в плаванье, а после женитьбы поселился в Австралии. Вот и на этот раз им не удалось вместе отпраздновать Рождество.

Глядя на звезды в последнюю декабрьскую ночь 18… года с палубы нового судна, переправляющего в Сидней несколько десятков англичан и ирландцев (кого-то – по делам бизнеса, кого-то – на вольное поселение), второй помощник капитана, конечно, сожалел об этом не меньше, чем отец. «Но что делать? Каждая профессия имеет свои плюсы и минусы», – вспомнил Даниэль его слова, сказанные на прощание. Жаль только, что эти правильные слова служили плохим утешением маме Даниэля в Англии и его молодой жене в Новом Южном Уэльсе.