Сергей Чуев - Настоящее лето Димки Бобрикова

Солнце пекло конкретно. Мы на картошке выхлебали весь кувшин холодного компота, спрятанный в траве и укрытый косынкой, чтоб не грелся. Вообще поход к кувшину – форма отдыха и расслабления. Ты бросаешь выбирать картошку и не торопясь, плавно, как по сцене, движешься к заветным зарослям, медленно поднимаешь сосуд с прохладной сладкой влагой, пьешь, смотришь на небо, птиц, соседей. А в это время Анька на корточках выбирает картошку. Красота! Я ходил пить через каждые пять минут. Но Анька тоже поняла прелесть этой технологии, и кувшин быстро иссяк.

Мы завершили план-минимум, и бабушка, проявив благосклонность, отпустила нас на волю. Ей нужно было собираться ехать доить Зорьку на так называемое ты́рло. Ну, так, короче говоря, называется дальнее пастбище, куда гонят коров. Они по дороге нажираются травы, а там, на тырле, пьют, их доят, и они отдыхают. Лежат и жвачку свою мусолят. Замечу, что даже коровы жвачку любят, а тогда у нас, у людей, ее и купить-то было нельзя! Нажевавшись травы, коровы потом назад идут, в деревню. Такая у них жизнь размеренная и тупая. Почему я это знаю? Да потому что в начале того лета я все это стадо тоже пас. Коров была тьма целая – штук триста. Пастух деревенский запил, а потом и вовсе отказался коров пасти. Вот и пришлось всем деревенским по очереди его работу делать, пока нового не нашли. Даже мне пришлось пасти – отличнику учебы. Но если пастух на коне ездил и возил все свое добро на нем, то мне воду и все такое довелось на себе тащить и целый день бегать за этими коровами, будь они неладны! Туда они еще смирно шли, как будто знали, что путь не близок, а домой как шарахнулись – кто через кусты, кто через камыш, кто в воду залезет по брюхо и мычит, как умалишенная. Идут по пылюке степной, а молоко брызжет. Вымя раздутое в разные стороны смотрит. Вот они, коровы эти, и несутся домой, как спринтеры, видать, невмоготу уже им от молока распирающего. Ужас, чего я натерпелся! Благо со мной сосед был – дядька Колька. Он тоже, как и я, бегал за коровами. А потом хоть пастуха нашли, и не надо больше никого было пасти.

Бабушка взяла бидон и пошла к Витькиному двору – она вместе с его стариками ездила на мотоцикле. А это означало, что наступала свобода.

Я, переодевшись в приличные шорты и майку с вышитой надписью CHANEL, помчался к Витьке, когда мотоцикл с бабушкой скрылся в первой балке [16] Б а́ л к а – овраг. .

– Ну что? Помчали?

– Давай!

Через скотный двор мы вышли в Витькин огород и двинулись к камышам. Решили по-над ними пройти к лодке. Мы пересекли нашу травяную делянку с озерцом, где Анька купаться будет после обеда, огороды соседей и ступили на землю Клопов. Здесь появляться было не лучшей идеей, но если идти через улицу, а не по огородам, то нас заметили бы еще скорее. На огороде бабки Машки в кудрявых зарослях валялись огромные шары арбузов. Недаром же говорят, что собаки похожи на своих хозяев. Вот и арбузы, видать, тоже. Мне они напоминали россыпь клопов, насосавшихся крови.

Витька присел на корточки и, не говоря ни звука, подобрался гуськом к крайнему полосатому шару. Он схватился за него, пытаясь оторвать огудину [17] О г у́ д и н а – ботва некоторых растений (арбузов, дынь, огурцов), вьющаяся по земле. .

– Что ты делаешь? Она же нас убьет за этот арбуз!

– Да не боись! Никто не увидит! Они все на дойке. И Клопы тоже, – уверенно пробурчал Витька.

– Может, уже вернулись!

– Да нет, я точно знаю!

– А чо тогда прячешься?

– А это так, для конспирации. Чтоб интереснее было!

– Мог бы и у себя или у нас арбуз сорвать! Их вон сколько, целая пропасть!

– Не-е, – протянул Витька, – ты не прав. Ворованный арбуз всегда слаще! Это всем известно!

Он обхватил полосатый зеленый сочный шар и понесся к лодочному проходу. Я побежал за ним.

Лодку мы быстро втащили в воду, нашли в камышах спрятанные деревянные весла и уселись в посудину. Проход сильно зарос. Справа от нас вспорхнула дикая утка, поселившаяся в сваленном набок чакане [18] Ч а́ к а н – рого́з, прибрежное травянистое растение. со своим семейством. По поверхности бегали десятки водомерок. Река была прозрачной, с желтоватым теплым оттенком. Лодка едва поднимала муляку [19] М у л я́ к а – жидкие илистые отложения. . Было видно дно, стаи мелких рыбешек, речных улиток, усевшихся на коричневатые отмершие стебли камыша. Судорожные движения дафний и прочих мельчайших создавали тихую водяную суету.