Сергей Чуев - Настоящее лето Димки Бобрикова

– Пусть детвора хоть сладкого поест, – говорил дед Петька, щурясь то ли от солнца, то ли от щемящих мыслей.

Потом он заболел и пропал с наших глаз, пролежал в больнице несколько недель и умер. После скромных деревенских похорон баба Люся стала еще тише. Корову она продала по весне, когда закончились корма, заготовленные дедом. Сил держать ее в одиночку не было, да и смысла, наверное, тоже. Куда ж это молоко девать-то?

У бабы Люси мы просили деревянную лодку, чтобы съездить на рыбалку, и нам она никогда не отказывала. Наши деды рыбаками не были. А бабе Люсе мы приносили рыбу, если она ловилась, вместо благодарности. Ей пригодится. Нам-то эта рыба была не нужна, хоть и важно наловить побольше! Но тут и бабы Люси не стало. Умерла она по весне, пережив мужа на пару лет.

Мне Витька рассказывал, что на похоронах родственников было совсем мало, в основном местные. Так не стало доброй соседки, и нет больше пирожков и халвы, а теперь еще и нашей тютины. Да и лавочка у забора в какой-то момент исчезла. Говорят, что ее дед Пашка Клоп раскурочил [9] Р а с к у р о́ ч и т ь – разбить, разломать. и попилил на дрова. Теперь еще и из шланга поливают!

Стояла обеденная жара. Распаленная земля немощно растрескивалась под солнечным пеклом, прося дождевой влаги. Был июль, время уборки урожая.

– Вот гадина! Это же наша тютина! Неужели жалко ей?! Там вся земля черная – все усыпано. Куры с гусями жрут! А нам нельзя! – возмущался Витька. – Небось самогон из тютины решили гнать, крохоборы!

Мы сидели на перевернутой лодке деда Петьки в камышах у прокошенного рыбацкого прохода к реке, сильно заросшего молодыми побегами. Ветер шумно волновал зеленую упругую камышовую массу. На жаре одежда уже почти просохла. Витька грыз один стебелек пастушьей сумки и обдирал следующий от тоненьких ножек с треугольными приплюснутыми наконечниками.

– Поехали завтра с Наташкой и Катькой на лодке прокатимся! На тот берег! Там, говорят, раков уйма. Берег высокий, и в нем нор море! Прям одна на одной!

– Я в норах не люблю ловить. Змею можно вытащить, – засомневался я. Но сама идея была то что надо.

Катька была ровесницей Витьки, на год старше меня, веселой и разбитной. Мне кажется, что лишние килограммы у человека придают их обладателям оптимизма и самоиронии, которыми они пытаются замазать свою ранимость, уязвимость и неуверенность. Никаких чувств, кроме товарищеских, вечно гогочущая Катька у меня не вызывала, не то что ее младшая сестра Наташа. Худенькая, небольшого роста, со светлыми глазами и русым хвостиком или двумя по бокам. Мне она очень нравилась.

С сестрами мы давно дружили. Деревня небольшая, и познакомиться со всеми было несложно. Дворы наших бабушек были недалеко.

Кстати, увидел впервые Наташку я года четыре назад. В деревню она приехала на автобусе со своей мамой и стояла на остановке у сельпо в белом платьице с бантиками. А я уже казался себе взрослым, почти окончил начальную школу и перешел в третий класс. И мне было очень надо, чтобы она обратила на меня внимание.

Мы стояли около магазина с Витькой и ждали, когда привезут горячий колхозный хлеб. Ничего лучше в тот момент я не придумал, как запрыгнуть на Витьку, крикнуть: «Вези меня, моя кобыла!» – и хрястнуть [10] Х р я́ с т н у т ь – треснуть, хлопнуть, ударить. его ногой по заднице. Тот заорал и попытался меня скинуть со спины, а я уцепился, как обезьяна, за его шею и поглядывал на девочку. Она равнодушно смотрела куда-то в сторону, и ей происходящее было безразлично. А вот ее мама решила вмешаться.

– Мальчик в белой рубашке, а ну прекращай хулиганить! – строго сказала она.

И я, хоть и был одет в светлую футболку, а ни в какую не в рубашку, понял, что обращаются ко мне. Наташа посмотрела на меня. И это было самое главное.

Но тут из-за угла появился синий «ижак» – крашеный-перекрашеный обычной малярной кистью мотоцикл с ее дедом за рулем. Бабуля, расплываясь от счастья, ехала в люльке, широко улыбалась и освещала округу блеском своих золотых коронок. Она, казалось, была готова выпрыгнуть на ходу из коляски, чтобы побыстрее напасть на своих родственников с обниманиями и радостными причитаниями.

Это и произошло через несколько мгновений, когда дед, лихо напылив, остановил мотоцикл у магазина. Пока бабуля душила своими объятиями и поцелуями дочку с внучкой, дед щеголевато, как с верного коня, слез с мотоцикла и, растопырив руки, двинулся к гостям.