Джеймс Болдуин - Истории золотого века

– Давайте бросим якорь и подождем здесь, – сказал наш капитан, – ибо, несомненно, Протей, морской старец, который пасет стада Посейдона, придет сюда пораньше, чтобы присмотреть за этими морскими зверями.

И он оказался прав; ибо в полдень пастух моря вышел из пучины и пошел среди своих морских телят; он сосчитал их и назвал каждого по имени. Когда он убедился, что ни один из них не пропал, он лег среди них на песок. Тогда мы быстро сошли с нашего судна, молча бросились на него и схватили его своими руками. Старый мастер магии изо всех сил старался вырваться из наших лап и не забыл о своей хитрости. Сначала он принял облик длинногривого льва, свирепого и ужасного; но когда это не испугало нас, он превратился в чешуйчатого змея; затем в леопарда, пятнистого и красивого; затем в дикого кабана со скрежещущими клыками и пенящейся пастью. Видя, что ни одной из этих форм он не может заставить нас ослабить хватку, он принял форму бегущей воды, как бы проскальзывая сквозь наши пальцы; затем он стал высоким деревом, полным листьев и цветов; и, наконец, он снова стал самим собой. И тогда он взмолился нам и стал умолять нас о свободе и пообещал рассказать нам все, что мы пожелаем, если мы только отпустим его.

– Скажи нам, в какую сторону мы поплывем и как далеко мы зайдем, чтобы наверняка достичь прекрасной гавани Крита, – сказал наш капитан.

– Плывите с попутным ветром два дня, – сказал морской старец, – и на третье утро вы увидите холмы Крита и приятный порт, который вы ищете.

Тогда мы ослабили нашу хватку, и старый Протей погрузился в соленую пучину; а мы отправились на наш корабль и уплыли с попутным ветром. И на третий день, как он и сказал нам, мы увидели прекрасную гавань Крита.

Когда рулевой закончил свой рассказ, его слушатели улыбнулись; ведь он рассказал им не что иное, как старую сказку, которую каждый моряк знал в юности, – историю о Протее, символе постоянно меняющихся форм материи. Как раз в этот момент Одиссей услышал тихий, жалобный шепот, который, казалось, издавал какой-то заблудившийся странник далеко в море.

– Что это? – спросил он, поворачиваясь к Фемию.

– Это Главк, предсказатель моря, сокрушающийся о том, что он смертен, – ответил бард. – Давным-давно Главк был бедным рыбаком, который забрасывал свои сети в эти самые воды и построил свою хижину на этолийском берегу, недалеко от того места, где мы сейчас сидим. Перед его хижиной было зеленое, поросшее травой место, где он часто сидел, чтобы разделывать пойманную рыбу. Однажды он принес к тому месту корзину, полную полудохлой рыбы, и вывалил ее на землю. Чудесно былоо это созерцать! Каждая рыба брала в рот травинку и тут же прыгала в море. В следующий раз однажды он нашел в лесу зайца и погнался за ним. Испуганной косой побежал прямиком к травянистой площадке перед его хижиной, схватило губами зеленый пучок травы и… бросилось в море.

– Странно, что это за трава! – воскликнул Главк. Затем он сорвал травинку и попробовал её. Быстрый, как мысль, он тоже прыгнул в море; и… с той поры он теперь вечно блуждает там среди морских водорослей, песка, гальки и затонувших скал; и, хотя у него есть дар предсказания и он может рассказать, что в будущем ждёт каждого из смертных людей, он самтеперь скорбит и сокрушается, потому что не может умереть.

После этого Фемий, видя, что Одиссею надоел его рассказ, взял свою арфу, коснулся ее струн и запел песню о старом Форкисе – сыне Моря и Матери-Земли – и о его странных дочерях, которые живут в краях, далёких от людских домов.

Затем он слегка коснулся своей арфы и запел сладкую колыбельную песню о Сиренах, прекраснейших из всех дочерей старого Форкиса. У них есть свой дом на заколдованном острове посреди Западного моря; и они сидят на зеленом лугу у берега и вечно поют о пустых удовольствиях, о призраках восторга и тщетных ожиданиях. И горе странствующему человеку, который прислушается к ним! Ибо своими чарующими звуками они заманивают его на верную смерть, и никогда больше он не увидит свою дорогую жену или своих детей, которые долго и тщетно ждут его возвращения домой. Заткни свои уши, о путешественник по морю, и не слушай песни Сирен, поют они так сладко; ибо белые цветы, которые усеивают луг вокруг них, – это не маргаритки, а выбеленные кости их жертв.

Тогда Фемий ударил по струнам своей арфы и заиграл такую странную и дикую мелодию, что Одиссей вскочил на ноги и быстро огляделся вокруг, как будто думал увидеть какую-то мрачную и ужасную фигуру, угрожающую ему из сгущающихся теней. Но на этот раз бард запел странную, бурную песню о других дочерях старого Форкиса – трех Серых Сестрах Грайях в облике лебедей, у которых только один зуб на всех и один общий глаз, и которые вечно сидят на голой скале у самого дальнего берега Океанского потока. На них никогда не падает луч солнца, и луна никогда не посмотрит на них; но, ужасные и одинокие, они сидят, одетые в свои желтые одежды, и бормочут угрозы и бессмысленные жалобы волнам, которые разбиваются об их скалы.