Ирина Май - Хроники Тридевятого

Кот ничего не заметил и быстро вернулся в благодушное расположение духа:

– Что, господа, сказку хотели послушать?

– Сказка это, конечно, здорово, но у нас к тебе серьёзный разговор, – ответил Шут.

– Я – весь внимание.

Шут продолжил:

– Задумали мы с Гусляром летопись Тридевятого царства написать.

Гусляр перебил друга:

– Д-д-даже не летопись вовсе, а книгу рецептов счастья. Без тебя, Котофей, не обойтись. Что скажешь?

Кот пригладил усы лапой:

– А сборник песен и сказок не хотите издать? У меня материала томов на сто накопилось.

Шут сказал задумчиво:

– Можно, конечно, и сказки в книгу вставить и иллюстрации…

Кот кивнул:

– Чем больше всего – тем лучше, тем полнее будет наш труд.

Гусляр спросил:

– Т-т-так… значит, ты согласен вместе с нами работать?

Кот стал серьёзным:

– А вознаграждение полагается? Как доходы делить будем?

Гусляр ответил:

– М-м-мы как-то больше о потомках думали, а не о доходах, но раз об этом зашла речь, предлагаю: на троих. Согласны?

Кот кивнул, а Шут произнёс насмешливо:

– Если взглянуть на нас со стороны, создаётся впечатление, что мы не вполне адекватны. А может, так оно и есть! Сейчас докажу. Оценим факты… Мы хотим сделать что-то, сами не знаем, что – то ли летопись, то ли сборник рецептов, а возможно, собрание сказок и стихов или мемуары. Это «нечто» непременно должно иметь ценность для публики, для истории, для потомства. Никаких сомнений? Редкая самоуверенность клинических идиотов. Не менее абсурдна мысль о том, что это «нечто» должно принести нам доход. Я правильно понял? Мне продолжать или достаточно?

Гусляр расстроился:

– У-у-умеешь ты зарядить позитивом и творческой энергией! Вот так и гибнут великие начинания. Я не хочу, не хочу! Давайте всё с самого начала!

Кот погладил мягкой лапой руку Гусляра:

– Успокойся! Не стоит принимать критику так близко к сердцу, – и, обращаясь к Шуту, строго добавил:

– Без конструктивных предложений не принимается. Мы ждём.

Шут улыбнулся:

– Простите, друзья – я как лучше хотел. Мне, честно, идеи ваши нравятся, только неопределённо всё как-то. Разве что… Пойду-ка я в Шутовском колпаке погуляю, подумаю.

Шут нахлобучил свой колпак и быстро пошёл прочь под звон бубенцов.

Оставшись вдвоём, Кот и Гусляр устроились рядом на ступенях крыльца. Поэт достал тетрадь и начал:

– З-з-знаешь, Котофей, чтобы не тратить время зря, давай я возьму у тебя интервью для сборника рецептов счастья. Вот ты, например, счастливый человек? То есть, я имел в виду – кот. Расскажи что-нибудь о себе.

Кот задумался:

– Ну это… Зависит от того, с какой стороны посмотреть. Я, безусловно, счастлививший из котов, а по-человечески… Кто его знает? Расскажу-ка я лучше о своём пращуре. Мой предок по материнской линии кот Баюн прожил долгую и трудную жизнь. Баюн был огромного роста, эдакий кот-великан, поэтому люди его боялись – жить среди них мой предок не мог. Коту пришлось поселиться в пустыне. А как огромному зверю прокормиться в столь суровых условиях!? Пришлось перейти на человечину. Заметь, люди Баюна сами к этому подтолкнули. Рыцари частенько нападали на зверя. Кот, существенно превосходивший тупых головорезов умом и сообразительностью, питался побеждёнными искателями приключений. Кстати, дар рассказчика и свои паранормальные способности я унаследовал от моего пращура. Он знал тысячи историй, песен, загадок, обладал даром гипнотизёра. Вот только мало счастья выпало на долю моего одарённого сородича – был он окружён человеческой злобой и ненавистью.

– Ч-ч-чрезвычайно интересно и поучительно, как и всё, что ты рассказываешь. Давно хотел тебя спросить: сколько языков ты знаешь? Как тебе удалось их освоить?

Кот очень гордился знанием иностранных языков. Он приосанился и начал с явным удовольствием:

– Это долгая история. Когда я был молод и наивен, то знал кроме родного кошачьего и нескольких звериных диалектов только один человеческий язык – итальянский. Да-да, не удивляйся. Это родной язык потрясающего человека-полиглота, который когда-то давным-давно был моим хозяином и другом. Я говорю о кардинале Меццофанти*. Джузеппе Гаспаро Меццофанти жил в Риме много лет тому назад. Я подружился с монсеньёром в ту пору, когда он был уже в солидном возрасте и заведовал Ватиканской библиотекой, являясь её главным хранителем. Мой хозяин, владевший в совершенстве тридцатью восьмью языками и сорока диалектами, не считая кошачьего, был поражён моими необыкновенными способностями и взялся лично за моё образование. Незабвенный Джузеппе намеревался обучить меня всему, что знал сам, но, увы, не успел. Однако, я свободно владею восьмью человеческими языками.