Ирина Май - Хроники Тридевятого

Шут усмехнулся себе под нос, а вслух сказал:

– Мне кажется, в первый номер лучше всего поместить твои стихи о Тридевятом, которые мы слышали в прошлый раз. Материалы постепенно и с умом печатать нужно. А у кого интервью брать – сам решай. Что касается Царевны-лягушки – очень интересный персонаж. Если и не в первом номере, то во втором или в третьем о ней рассказать обязательно нужно. Кстати, через неделю встречаемся на Златом крыльце для обсуждения наших планов последний раз.

– Как-так? – удивился Кот.

– Через две недели, когда закончат ремонт отведённых нам комнат, собираться начнём в редакции журнала «Хроники Тридевятого», – с гордостью сообщил Шут.

– Отлично, – промурлыкал Кот.

Гусляр же ничего не сказал – он не слушал, о чём говорят коллеги, а думал о Царевне-лягушке. И немного о несчастном Синдбаде-мореходе. Синдбаду поэт-бессеребренник сочувствовал. Ведь это, наверное, очень трудно так страстно стремиться к обогащению. Не иметь сил противиться пагубной, всепоглощающей страсти. Что движет ненасытным купцом? Поэт живо представил себя несчастным корыстолюбцем и застрочил в своей поэтической тетрадке:

Куплеты Синдбада-морехода

Я кнопку искал «Бабло»,

Но мне лишь в любви везло.

Однако же без бабла

Любовь становилась зла.

От этой любови злой

Я плешь посыпал золой…

На время случалось мне

Любовь притопить в вине.

С похмелья она опять

Кидалась меня терзать!

Шипела на ухо зло:

«Иди и ищи бабло!»

Закончив писать, Гусля вернулся к мыслям, ставшим в последнее время самыми приятными. Мысли крутились вокруг образа прекрасной Царевны-лягушки.

Гусляр решил побывать в тех местах, где жила Царевна-лягушка до своего превращения в девушку. Поэт думал: долго придётся дорогу искать, но оказалось, что от дворца ведёт к болоту хорошо утоптанная тропинка. Ещё больше удивился Гусля, когда встретил там царевну. Она возвращалась во дворец. Свернуть с узкой тропинки было некуда – Гусляр и Царевна-лягушка нерешительно остановились друг против друга.

Поэт неловко поклонился и произнёс, не поднимая головы:

– В-в-ваше Высочество…

– Да полно, Гусляр, – промолвила нараспев царевна, – мы одни, соблюдать этикет не нужно. Даже смешно. Что привело Вас сюда?

Поэт с усилием оторвал взгляд от испачканных тиной резиновых бот царевны, взглянул ей в глаза, но тут же смущенно отвернулся и покраснел, не зная, что сказать.

Царевна продолжила, не дожидаясь ответа:

– Я, признаться, скучаю по своим старым подружкам жабам и лягушкам. Иногда хожу их навещать. Как они поют! Как поют!

– П-п-простите, – обрёл наконец дар речи Гусляр, – я, кажется, что-то не то… П-п-позвольте… М-м-можно, я тоже послушаю их песни? Я, собственно, за этим и шёл на болото.

– Вы уже не в первый раз удивляете меня, Гусля! Можно, я буду вас так называть? – рассмеялась вдруг царевна, прищурив ярко-зелёные глаза.

– П-п-почту за честь и особое доверие, – ответил Гусляр.

– Как раз о доверии… Прошу, не говорите моему мужу, что встретили меня здесь…

– К-к-конечно. Я понимаю.

– Тогда пойдёмте вместе ещё раз послушаем болотные песни!

Царевна-лягушка решительно потянула поэта за рукав.

Это было восхитительно, необычно, божественно! Прежде ничего подобного Гусляр не слышал.

Весь день он всё думал и думал о Царевне-лягушке, вспоминал необычный цвет её глаз, грациозную походку, нежный голос. Проведя бессонную ночь, поэт-горемыка окончательно влюбился в очаровательную царевну и сочинил стихи, которые записал в свою рабочую тетрадь:

Царевна-лягушка

По традиции давней в субботу

Царь со свитой спешит на охоту,

А царевна в резиновых ботах

Убегает одна на болото.

Там поёт она странные песни

С музыкальными жабами вместе

И сидит на коряге до ночи -

Во дворец возвращаться не хочет…

Только не проболтайтесь случайно,

Так как это ужасная тайна !

Прочитав написанное, понял поэт, что не сможет стихотворение это в журнале опубликовать. Стал он дальше о Лягушке-царевне думать и догадался, что несчастлива она. Решил тогда поэт во что бы то ни стало помочь красавице-зеленоглазке. Но как тут поможешь? Ничего путного Гусляр не придумал и пошёл к Шуту за советом.

Шут выслушал друга и сказал: