Лев Гумилевский - Харита, ее жизнь и приключения, а также подробный рассказ о том, как был найден город Карла Маркса

— Хорошо. Мы проверим, пошлем туда сотрудника, и, если все верно, напечатаем!

— Разве я врать в таком деле стану?

— Проверить нужно все-таки. Здесь близко, а у нас туда сотрудники часто ездят!

— Проверяйте! — вздохнул Алешка и, помявшись, спросил, — можно у вас спросить?

— Что?

— Об одной вещи!

— Да спрашивайте, пожалуйста!

Алешка заробел, задохнулся, точно готовился ступить в холодную воду, потом решился вдруг и спросил четко:

— Как в город Карла Маркса проехать?

— Город Карла Маркса?

— Да!

Стекла померкли на минуту.

— Что же это я не помню. Разве такой город у нас есть?

— Есть! — твердо заявил Алешка.

Человек в пенснэ отклонился к карте, висевшей сзади него на стене, пошарил по ней глазами, крикнул в открытую дверь сбоку:

— Владимир Иосифович, вы не помните, какой город переименовали в город Карла Маркса?

В дверь высунулась очкастая стриженая голова:

— А наш Баронск или Екатериненштадт! Его теперь в Марксштадт переименовали!

— Это я знаю. А так прямо — город Карла Маркса что называется?

— Такого нет!

Голова скрылась. Стекла блеснули на Алешку:

— Вот только Баронск в честь Карла Маркса переименован! А города Карла Маркса еще нет! Очевидно, вам в Баронск ехать надо. Отсюда недалеко по Волге на пароходе доедете! Вверх, конечно.

Алешка встал.

— Значит, в Баронск ехать надо!

— Ну, да!

— Спасибо! Прощевайте пока!

— До свидания. Пишите еще нам что-нибудь!

Алешка глубоко поклонился и вышел:

«Эх, дуреха ты, Харита, дуреха! Город — вот он, тут рядом, а тебя в Москву, понесло! — подумал он, — ну, и то ладно, что хоть я знаю! Только бы тебя найти!»

Он надвинул шапку и пошел на вокзал.

Алешка протолкался на вокзале весь день до вечера, переночевал на камнях и с утра снова начал искать один из тех случаев, которые позволяют воткнуться незаметно в вагон, ехать до тех пор, пока не снимет контроль.

Но случая не было. Алешка бродил по вокзалу, жевал хлеб, запивал водой из-под крана и с особенным вниманием приглядывался к пассажирам, читавшим газеты. В одном углу красноармейцы читали газету вслух,

Алешка постоял сзади них, послушал. К сидевшим подошел уходивший за кипятком их товарищ. Он поставил чайник на скамейку, заварил чай и сказал:

— А ну, погляди-ка, где тут про чорта статья?

Алешка вздрогнул.

— Про какого чорта? — спросил читавший, переворачивая лист.

— Сейчас тут говорили, как я кипяток брал. Интересно очень. Будто чорт где-то в деревне появился, народ пугал, а оказывается — попович наряжался!

Он прикрыл чайник. Алешка глядел на него и чувствовал себя так, точно его ошпарили кипятком из этого чайника. Читавший перевернул лист, посмотрел улыбнулся:

— Ага, вот, есть. Поповские плутни!

Он начал читать. Алешка слушал, ничего не понимая. Каменное раскаленное тело его было неподвижно. Он слышал знакомые слова вместе с новыми, которых он не писал, у него кружилась голова. Когда кончили читать, красноармейцы расхохотались:

— Притянут голубчика!

— Попался с батюшкой!

— Кто писал-то?

Алешка замер. Читавший посмотрел в газету:

— Какой-то Алешка Грош.

— Подписано? — взвизгнул Алешка.

— Ну, да, подписано.

Красноармейцы оглянулись на него. Алешка ткнул себя пальцем в грудь, задохнулся, сказал:

— Это я, ребяточки!

Все посмотрели на него с завистью и почтением. Читавший спросил:

— Правда, что так все было?

— Разве такое врать буду?

Красноармейцы покачали головами, посмеялись еще раз. Алешка попросил взглянуть на газету. Ему показали его четкую подпись под газетными строчками. Черные буквы застряли в Алешкином мозгу, как гвозди. Они налили Алешку буйной энергией. Он не мог уже стоять на одном месте, он отошел от красноармейцев, глядевших ему вслед, как-будто спокойно. Скрывшись же с их глаз, он начал прыгать и скакать, удивляя прохожих и служащих.

Выскочив с вокзала, он полетел в редакцию.

Человек в пенснэ встретил его, как старого знакомого:

— Вчера проверили вашу заметку и напечатали! Вы видели?

— Видел!

— Хотите номерочек получить?

— Еще бы!

Алешке вручили свежий, пахнувший краской лист газеты. Он взял его бережно, сказав:

— Спасибо!

Счастливейшая улыбка никак не могла сойти с его лица. Где-то внутри была одна горечь нестерпимая: не было Хариты, не с кем было читать, некому было рассказывать и некому было гордиться им, Алешкой.